Кузьма в морской форме, при пышных коротких усах, с Георгиевским крестом на груди, с вещмешком за плечами шел вдоль улицы к Ульяне под окно.
Ульяна поначалу оробела, влипла лицом в окно, а потом уж метнулась на улицу. Как обнялись, как расцеловались, как достал китайский узорчатый платок — ничего Кузьма не вспомнит…
И очнулся, когда подошел к калитке своего дома. Екнуло сердце — живы-здоровы? Кузьма заглянул через щелку в калитке во двор: нянька с чугунком. Надвинул на глаз бескозырку, толкнул калитку.
— Агаповы здесь живут?..
Нянька Клаша как стояла, так и села, а чугунок рядом поставила. Вот ведь старая — как ни переживает, а добра не выпустит.
Выскочили из дома братья и в голос заорали:
— Братка пришел?!
— Вот ошалели, свалите с ног, дайте хоть посмотрю на вас.
Аверьян подхватил вещевой мешок, Афоня нацепил бескозырку на голову, и пошли в дом.
Няня Клаша, откуда и прыть взялась, как молоденькая носилась по избе, то самовар ставила, то за углями бежала, а они сыпались, а то выхватила голой рукой из печи чугунок. И плакала, и смеялась, и опять плакала.
Кузьма степенно развязал мешок и стал вынимать подарки. Афоня получил складной нож, Аверьяну впору пришлись сапоги с галошами, няне Клаше на худенькие плечи Кузьма накинул кашемировый, с кистями, полушалок. Нянька — в голос… Маленько отошла и полетела по соседям.
Кузьма распотрошил мешок, присел на лавку и тогда уже спросил про Арину.
— Так и не приходила?
— Сказывали, видели в лесу с жеребенком, — скупо ответил Аверьян.
— С жеребенком, говоришь, — усомнился Кузьма и поглядел с любопытством на брата. За два года заматерел парень. Сутулый в деда, и руки такие же длинные. Кулашником, по приметам, должон бы быть.
— Что же, Аверьян, не поинтересовался, не поискал. Худо ведь ей. Зимы-то как жила, прутья, наверное, грызла да по чужим остожьям бедовала: где сена клок, где вилы в бок. Как же ты так?
— Искал, — виновато потупился Аверьян.
— Плохо искал.
— А когда было. Сани да телега, долбежу много, а заработок?.. Расписные-то кошевки некому покупать. Женихов забрали. Желторотыми дразнят. На хлебе да на квасе живем.
— И то верно, — вздохнул Кузьма.
— Ну, а ты чего молчишь, — потянул к себе Кузьма Афоню.
Афоня прижался к груди и потрогал крест.
— Всамделишный? Кусну?
— Зубы поломаешь, — засмеялся Кузьма.
Афоня помотал головой.
Кузьма отстегнул крест:
— Поноси.
И только видели Афоньку.
— Фу-ты, чуть не сбил с ног, — заругалась в дверях няня Клаша. — Ты что ему, скипидаром мазнул? Кузя, Арину-то нашу, сказывали мне сейчас, мужики видели в лесу, с жеребушкой она, — затараторила няня Клаша. — Только к ней, а она на дыбы и — ходу.
