— А это к чему, няня Клаша? Я не пью, разве ты…
— Чужбина, она и есть чужбина, — свое гнула няня Клаша. — Хуже лихоманки обрыгнет. — Кузьма только сейчас заметил на няньке новый, в горошек, платочек.
— По такому случаю всегда так было, — взялась за четвертинку няня Клаша.
Перед каждым стояла стеклянная, на толстой ножке, рюмка. Няня Клаша налила первому Кузьме — полную, поменьше — Аверьяну, себе на донышко плеснула, Афоне — из молочника.
— Ну вот! — подняла рюмку няня Клаша, и, как ни крепилась, заплясала рюмка в руке.
— Живы будем — не помрем, — досказал Кузьма и выпил. Выпила и няня Клаша, и братья.
Няня Клаша подвинула Кузьме грузди, вытерла рот фартуком.
— Вот Афанасий был маленький и не помнит, но Кузьма-то, да и ты, Аверьян, помните своего отца Федора Аверьяновича, царство ему небесное. И деда вашего, Аверьяна Афанасьевича, ты-то, Кузя, помнишь! Это они не знают, — потыкала пальцем няня Клаша на присмиревших Аверьяна и Афанасия. — А надо бы и им сказывать, чтобы и они помнили свой корень. Знали про своих родителев — кто да что они. Федор-то — отец ваш — ох и хозяин был, а мастер — не нахвалишься. Бывало, сработает расписную кошеву — заказчик со двора, мы в рев, в голос все — жалко. Другой раз так смотреть смех и грех, господи прости, — няня Клаша поерзала на лавке. — Один купец к себе, другой к себе тянет — гордость. И мы радехонькие. Боже упаси, чтобы с кого лишний рупь взять. — Нянька махнула руками, словно захотела на шесток взлететь. — А бочонок отфугует — в руки возьмешь, как яичко к Христову дню: ладошки радуются.
Аверьян слушает няню Клашу и к себе примеряет ее сказ. Он Шабанихе кадочку сделал на скорую руку — взяла, а у ворот огладила, пооглядывалась с укором. «Не-ет! Теперь ша! Пока не отшлифую, не выставлю».
— А вот уж выдумщик был дед Аверьян, — разохотилась на слова няня Клаша, — так выдумщик, — всплескивает руками она, — ветряком мельничным качал воду, истинный крест, — перекрестилась няня Клаша.
Афоня только глазенками зырк, зырк, няня Клаша проворно подскочила к окну, поприкладывала к глазам ладонь.
— Эвон над колодцем столб.
Афоня под руку к няньке:
— Где?
— Так на ем, — потыкала в стекло пальцем няня Клаша, — ветряк ходил. Качал, милые, качал. — Няня Клаша снова к столу, подождала, пока уселся на лавку Афоня. — Слыханное ли дело, а качал, с четырех сажен доставал воду, вытягивал по желобку — и в колоду, сама пила и огород поливала…
Кузьма, слушая няню Клашу, покусывал ус.
