— Ах ты, — спохватывается он, — не забыть бы в городе струну к балалайке, а то балалайке без струны как человеку без зубов.
Любил Кузьма потехи на праздниках, особенно масленицу — масленую неделю. Кузьма эту неделю с ребятней больше на реке пропадает. Облепят они крутой берег: Кузьма везет санки в гору, без шапки, без рукавиц, нараспашку грудь. Смотрит, смотрит в окно Ульяна, не вытерпит, прибежит.
— Ты, мать, не лезь. Я тебя потом покатаю, — пытается отстранить Кузьма Ульяну.
Но где там, хоть и живот выше носа, туда же. Спозаранку Кузьма поливает горку. Смех на всю деревню. Фекла бочком, бочком — и тоже в сани. Тогда уж Кузьма с Ульяны глаз не спускает, оберегает ее. А там скоро и лапта. И Кузьма не утерпит, ввяжется с ребятней. Ульяна другой раз скажет: «Что малый, что старый».
— Это я старый, — примется мять Ульяну Кузьма.
Все радостно. Уле больше всего нравилась тещина суббота. Кузьма смеялся: «Ну какая ты, Уля, теща?» — «Ничего, буду», — не смущалась Уля. И блины слетали со сковороды будто сами — тонкие, пахучие.
Летом пароход мимо не проходит. Кузьминцы и пристань добрую сделали, ряжи поставили, забутили камнем, сверху настил из толстых плах на деревянных шипах: при любом уровне воды подходи к Кузьминкам смело. И на мель не сядешь, и ног не замочишь — по настилу к самому порогу Кузьмы придешь. Нет-нет и исправник заглянет.
Еще в позапрошлом году пароход пристал к Кузьминкам. По сходням не торопясь сошел исправник Арефий Степанович Усов.
— Еще недавно голые бугры стояли, — то ли восхищался, то ли укорял кого-то Усов.
Пока он отдувался у самовара и Ульяна потчевала его разносолами, мужики снесли на пароход корзины вяленого ленка, закопченных осетров. Исправник надеялся, что у Кузьмы есть ореховое масло. Зимой он привозил гостинец Арефию Степановичу в город, но то было зимой. А сейчас исправник пил третий стакан и спрашивал об орехе. Кузьма достал четверть. Усов оживился и заторопился на пароход. На прощанье он покровительственно похлопал Кузьму по плечу, выражая таким образом начальственное доверие.
Кузьминские мужики с начальством жили в ладах, недоимок не имели и те ссуды, которые полагались им как переселенцам, с начальства не спрашивали. Просипели коротких три гудка, и Арефий Степанович по сходням взошел на пароход.
В этот сезон и не ждали Усова так рано, и не гадали. Еще издали белый пароход надсадно погудел, бросил якорь за косой, и тут же от борта отделилась шлюпка. Кузьме стало тревожно. В шлюпке стоял исправник. Баркас ткнулся в берег, но Усов выходить не стал.
