Афоня садится за стол перед ситом с орехами, как при Уле. Когда все за столом дружно щелкают, тогда охота, а одному никак не идет и орех. Уже на ночь, Афоня по хозяйству обряжается. Курей он уже накормил, на насест забрались — дрыхнут. Петух спросонок еще бормочет, за день не надрал горло. А Красуле свежего сена надо задать, попоить вначале, тоже тоскует Красуля об Ульяне — меньше пьет, помочит губы и стоит вздыхает…
От Ульяны шел дюжий сибирский мужик. За юбкой Ульяны бегал на прытких ножках старший, Александр, на руках крутил головенкой живчик Алешка. А Ульяна с нетерпением ждала дочь — няньку и подсобницу по хозяйству.
За четыре года у Кузьмы запрягалось два коня, доилось две коровы. Одного жеребчика он растил для Верхотурова, другого определил Афоне. Хозяйство росло. Нетель от Верхотурова, как и предполагал Кузьма, оказалась доброй коровой-ведерницей и приносила по теленку в год. А в год, когда Красуля принесла двух телочек, Ульяна родила дочку, Арина кобылку и в довершение всех радостей Верхотуров сдался, высватали Варвару.
В один из воскресных дней прибрали избу и все сели за семейный стол. Кузьма принес сито орехов, поставил на середину. Разговорились про Верхотуровых, Ульяна возьми да и загадай загадку:
— Краса — до полу коса, живет вдалеке — ходит в туфельке. И петь, и плясать, и работать без изъяна, а сама все ждет Аверьяна. Кто это будет?
— Варя, — первым догадался Афоня.
— Да и взаправду, мать, никак, угадал брат…
— Угадал.
— А что нам, долго ли собраться? Сватать так сватать, — поднялся Кузьма. — Как ты на это смотришь, братуха?..
— Хорошо, братка, я что, как ты, братка, как Уля, я согласен…
— Афоня?!
Афанасий шапку в охапку — и за дверь. Конь у Афони всегда начеку. Гриву в ленты, хвост расчесан, сбруя сверкает, смотреть — глазам больно. Ульяна шубы из сундука вынула. Кони у крыльца на месте стоять не могут. Жеребец в коренных, Арина с дочерью Ласточкой в пристяжке выплясывает. Кузьма усаживает Ульяну в расписную кошеву, с одного бока — Аверьян, с другого — Кузьма. На облучке Афоня, шапка на одном ухе еле держится. Эге-ге-ге — зазвенели колокольчики, понеслись залетные, полетели… Дрожат на небе звезды, срываются и падают в горячий снег, и слышно, как они шипят, а может, это полоз режет молодой, не окрепший еще на Ангаре наст…
Ворота выбежал открывать сам Верхотуров. Весь двор в движении. Пелагея не знала, за что и взяться.
— О господи, радость-то!.. Кто приехал!
