Не будет преувеличением сказать: блажен тот пишущий муж, который, будучи ловцом сюжетных историй, остаётся и ловцом человеков.
Проза Полякова, как неоднократно отмечали критики, стала энциклопедией «эпохи первоначального и окончательного накопления капитала». Но разговор об общественном Поляков всегда ведёт на равных, предлагая доверительную интонацию.
Авторы массовой литературы сделали образ креативного менеджера своим вечнозелёным брендом. А Юрий Поляков описывает нового гегемона совсем по-другому, без притворного сочувствия.
Например, герой романа «Грибной царь» – владелец фирмы «Сантехуют» и участник коммерческих войн – всё время катится по наклонной. И дело не в одном только хроническом адюльтере, но и в беспринципности. Он – жертва обстоятельств, им же самим и созданных. К тому же типу относится и Башмаков из романа «Замыслил я побег…», и другие поляковские герои постсоветского периода.
Интереснее всего наблюдать этих героев на психологических изломах. Словно проверяя ножку гриба: червивый или нет? где здоровая часть, а где тёмные пятна начинающегося распада?
И не только роман «Грибной царь» с его мощной буколической метафорикой, но и остальные романы и повести дают материал для, так сказать, органического исследования души.
При этом авторская зоркость подспудно передаётся читателю и никогда не утомляет последнего. Тому есть несколько причин.
Во-первых, и «Грибной царь», и «Замыслил я побег…», и «Возвращение блудного мужа» – психологическая проза, наполненная гротеском. Соединение гротеска с психологизмом относится к числу трудных литературных задач, но в случае успеха результат ошеломляет. А Юрий Поляков прекрасно умеет это делать.
Во-вторых, привлекает фирменная авторская манера вести повествование на грани анекдота, не срываясь ни в карикатурность, ни в безбрежную стихию карнавальности, где любые вопросы растворяются, но не решаются. Смех у Полякова не имеет ничего общего и с постмодернистской «всеобщей теорией относительности». Это смех хорошо нацеленный и продуманный. Но – и это важнее всего! – никогда не уничтожающий до конца объект осмеяния, будь то какой-нибудь ресторатор, сантехнический бизнесмен или вытянутый школьным другом к лучшей жизни неудачник.
А это ведь не что иное, как христианский принцип: «ненавидь грех, но не грешника».
Подход к слабому и грешному человеку выдаёт в Полякове настоящую, внутреннюю религиозность. И можно лишь посетовать на то, что об отношениях писателя с православной традицией критики вспоминают редко. Без учёта этих отношений очень многое в книгах Полякова не может быть понятно до конца.
