Александр Щипков
Здравый русский смысл, или православие по умолчанию
Интересно, все ли нынешние читатели Юрия Полякова помнят о том, что его «Сто дней до приказа» и «ЧП районного масштаба» когда-то проходили по разряду неподцензурной литературы?
Мы привыкли к тому, что советскую неподцензурность многие конвертировали в статус профессиональных «мучеников режима», заняв почётное место в рядах работников нового, либерального агитпропа. Ведь партийность литературы в 90-е никто не отменял. Менялась лишь расцветка знамён: вместо красных – триколоры. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на лауреатов «Русского Букера».
К счастью, к Юрию Полякову эта многоцветная эквилибристика никакого отношения не имела. Для него инакомыслие было не профессией, позволяющей менять работодателя, а внутренней позицией, которая не зависела от направления политических ветров. В его публицистике, в романах 1990-х и нулевых, в руководимой им «Литературной газете» мы встречаем принципиальную критику пещерных нравов постсоветского общества.
Девяностые и нулевые стали временем, когда большая литература оказалась отделена и от общества, и от государства. Образованному читателю было заявлено, что он нуждается не в серьёзной словесности, а в «умной беллетристике», поскольку и креативный менеджер, и бывший интеллигент теперь так заняты в производстве смыслов, что не имеют времени на вдумчивое чтение.
Роман идей стал признаком плохого вкуса. Вместо него издательский и культуртрегерский агитпроп предложил необременительную беллетристику с периодическим «интеллектуальным» перемигиванием, свидетельствующим о том, что школьный курс всё ещё не забыт «образованным читателем». Его, читателя, холили и трепали по щеке.
Юрию Полякову эта фальшивая умилительная интонация оставалась абсолютно чуждой. Он не пошёл по лёгкому пути «умной беллетристики» – того сорта литературы, которой так жаждали поглупевшие к концу 90-х бывшие интеллигенты. Правда, беллетристический арсенал у Полякова богатый, ему не откажешь в умении закрутить интригу, сложить головоломку из житейских обстоятельств, его криминальным сюжетам позавидовали бы иные детективщики. Но литературность никогда не приносилась им в жертву ремеслу.
Наоборот. Тайные пружины и колёсики действия в конечном счёте помогают Полякову взять читателя за пуговицу для серьёзного разговора. И читатель любого ранга, от бывших мэнээсов до нынешних сисадминов, часто на этот крючок попадается.
