Чуть позже польская армия была бита и утратила весь свой обоз. Хм. Вместе с тремя повозками добра, собранного Войниловичем. Щенкевич же имел только одну вьючную лошадь, которую благополучно вывел при отступлении. Вот так и вышло, что едва вынувшийся из плена оказался в более выгодном положении, чем его спаситель.
– Господин, я все сделал, как вы просили.
Они отошли от постоялого двора на два квартала и, едва завернув за угол, очутились перед высоким мужчиной, завернутым в черный плащ.
– Я вижу. Вот твой злотый, – раздался знакомый голос.
Нищий без опаски приблизился к нанимателю, чтобы принять монету. Но в этот момент Щенкевич выбросил вперед левую руку, и в подворотне раздался булькающий хрип, столь характерный для разверстой глотки.
– Богумил, что ты?..
– Иди за мной, – спокойно, словно ничего не произошло, перебил его старый приятель.
Отвернулся и двинулся прочь от агонизирующего нищего вдоль темной улицы. Оно, конечно, из-за белого покрывала темной ее назвать сложно. Однако обильный снегопад ограничивает видимость парой десятков шагов.
Не сказать, что для Войниловича привычно вот такое убийство на улицах Варшавы. Но кровью его не удивить, а Щенкевич никогда не был хладнокровным душегубом. И коль скоро поступил так, то и причину имел достаточно вескую. От этого на душе стало настолько тревожно, что засосало под ложечкой.
– Объяснишь? – поравнявшись с товарищем, спросил Войнилович.
– Я служу в личной гвардии короля.
– Знаю.
– Сегодня получил приказ быть готовым после завтрашнего заседания сената арестовать тебя, воеводу Острожского и всех прибывших с ним клиентов. Моя хоругвь с вечера собрана во дворце.
– В чем нас обвиняют?
– Измена и сговор с врагами Речи Посполитой.
– Псков?
– Да.
– Кто свидетельствует?
– Епископ Инфлянтский и еще несколько шляхтичей.
Теперь понятно, отчего Богумил избавился от свидетеля их встречи и вообще все обставил с такой таинственностью. По сути, он сейчас рисковал оказаться на одной ступени с изменниками.
– Это же бред.
– Насколько я понял, это причина. Карл готов примириться с Августом, но выставил условие – блокада Пскова. Есть мнение, что Острожский этому воспротивится.
– Хм… – задумался Войнилович.
– За один раз мы квиты, Михайло. Прощай, – подытожил Щенкевич.
– Спасибо, Богумил. Прощай.
Не будь в числе названных заговорщиков Войниловича, он без раздумий выполнил бы приказ и арестовал всякого, на кого укажут. И даже то, что среди них старинный товарищ, его не остановило бы. Но честь не позволяла Щенкевичу поступить так в отношении того, перед кем у него имелся неоплаченный долг.
