В понедельник Прошин пришел на работу, как всегда, первым, достал из старинного сейфа папку, в которой «сосредоточивались» сигналы о «бандпроявлениях». В кабинете приходилось бывать мало, воздух был спертым, пахло подвальной сыростью и плесенью. Василий открыл окно, выходящее в палисадник, и выглянул. Под кустами сирени копошились куры, среди ветвей неумолчно чирикали воробьи. Стояла теплая, необычная для начала мая, погода.
Прошин придвинул папку и, не раскрывая ее, стал вспоминать наиболее тревожные сообщения. Раздался тихий стук в дверь.
— Войдите! — крикнул Василий, но стук повторился. Вероятно, голос его не был услышан через плотно закрытую дверь. Он громче повторил разрешение.
Вошел благообразный старичок с приглаженной светлой бородкой и хитрющими глазками, в синей атласной рубахе, перехваченной шелковым поясом с кистями; весь он казался каким-то прозрачным.
Василий вышел навстречу и, приняв посетителя за больного человека, хотел помочь ему.
— Не извольте беспокоиться, я сам.
— Садитесь, пожалуйста.
— Благодарствую, — отвечал старик, положив на высокую спинку стула белую, восковую руку. Однако сел он только после Прошина.
— Слушаю вас.
— Я к вам с доносом, гражданин начальник, — полушепотом проговорил старик.
— С каким доносом? — удивился Василий, такое слово в чекистской практике не употреблялось.
— О противогосударственном поведении нашего приходского священника, — еще тише прошептал заявитель.
— Говорите громче, никто не подслушает. Вы из какого села?
Старик беспокойно заерзал на стуле и назвал одно из сел Нижнеломовского уезда.
— Фамилия?
— Мое? Романихин Семен Семенович. Я состою старостой при церкви, а служит у нас отец Феодосий Данилевский.
— И что же он?
— Возбуждает волнение среди граждан как на общественной, так и на религиозной почве.
— Расскажите по порядку, какие незаконные действия совершил Данилевский.
Старик вытер рукавом рубахи росинки пота со лба, придвинулся ближе к Прошину и зашептал:
— В проповедях настраивает граждан против новой жизни…
— Что же он говорит?
— Перевирая Евангелие, пророчествует о железных конях, кои дышат огнем и смрадом; говорит, скоро наступят дни, когда все будут спать под общим одеялом. Это и есть, говорит, коммунизм, который создают большевики по наущению дьявола.
— А народ верит ему?
— Темные мужики и особенно бабы не только верят, ищут в жизни подтверждения тому, о чем вещает отец Феодосий. Крестьяне, знамо, боятся новой жизни, хотят только одного, чтобы все оставалось по-прежнему, чтобы привычный уклад не был порушен.
