Когда мы поднимались из-за стола, Маша сказала:
— А вот теперь я хочу примерить платье.
— Только этого и жду, — сказал я, обняв ее за плечо и поцеловав в висок. — Может быть сегодня ночью ты приснишься мне в нем…
Она засмеялась и направилась к кровати. Взяла платье, подняла его на вытянутых руках, пытаясь лучше рассмотреть и в это время в комнате погас свет. Все здание погрузилось в кромешную тьму. Я сразу услышал шум ветра, который бросал охапки дождевых капель в наше окно и от этого стекла слегка позванивали.
— Наверное, где-то оборвало провода, — сказал я, обернувшись к Маше.
— Это нехорошая примета, — произнесла она. Я услышал, как Маша открыла дверку шкафа и, стукнув плечиком, повесила туда платье.
— Ну и суеверная же ты, — сказал я, протянув к ней руки.
Я обнял ее и прижал к себе.
Она повернула голову, наши губы встретились и для меня сразу перестало существовать все остальное. Никогда я не целовал ни одну женщину с таким трепетным наслаждением, как Машу. Меня переполняла нежность, от которой я забывал себя…
В понедельник утром я был в издательстве у редактора отдела художественной литературы Василия Федоровича. Едва я открыл дверь, он соскочил с кресла и произнес трагическим тоном:
— Ну, наконец-то!
Можно было подумать, что меня посылали добывать пищу и пока я ходил, половина ожидающих моего возвращения умерли с голода.
— Ты почему столько времени молчал? — спросил он, пожимая мою ладонь.
— Что-нибудь случилось? — в свою очередь спросил я.
— Зденка Божкова послала третий факс. На восемнадцатое августа назначена презентация твоей книги, а мы не знаем, где ты. Ты собираешься ехать в Прагу?
— Собираюсь. И не один.
Василий Федорович отпустил мою руку и скосил глаза. Несколько мгновений он, не скрывая удивления, молча и сосредоточенно рассматривал меня, потом спросил:
— Что значит не один?
— С девушкой, — сказал я.
— С девушкой? — переспросил Василий Федорович и показал рукой на стул около своего стола. Я сел. — Я сейчас сделаю кофе. Это еще тот, что приносил ты.
Он включил плитку, налил в турку воды из графина, прошелся по кабинету, сел в кресло. Поднял на меня глаза, словно ожидая ответа, потом спросил:
— Загранпаспорт получил?
Я похлопал ладонью по внутреннему карману пиджака, где лежали заграничные паспорта — мой и Машин.
Василий Федорович встал, открыл дверку шкафа, достал кофе. Насыпал чайной ложкой кофе в турку. Подождал пока начала подниматься коричневая пена, снял турку с плитки, поставил ее на журнальный столик. Мне показалось, что все это он делает преднамеренно медленно.
