Очевидно же, что Эстер знает про всякое разное, а я нет. И это наверняка оттого, что она жила. Я же до сих пор только нежилась да ждала сердца.
Я решила, что пришло время мне самой уразуметь кое-что. Самое время выпрыгнуть из гнезда. Еще дальше, имеется в виду, чем я уже выпрыгнула.
Вот я и поделилась с Эстер. Рассказала, что собралась выбраться в мир.
Утром, первым делом. Ни свет ни заря. Я лежала на диване, не спала. И, хотя даже и не слышала ее, и не знала, встала ли она, во всяком случае, полной уверенности в том у меня не было, я увидела, как она ходит по кухне почти в темноте, готовя себе чай.
Вот я и сказала:
– Эстер. Я собираюсь выйти в мир.
– Я и не сомневалась, – отозвалась она, – что ты это сделаешь. Раньше или позже. Хочешь чашечку чая?
– Это было бы просто прелестно, – произнесла я.
– Как же ты выживешь? – спросила Эстер.
Не сразу. В тот день позже. Когда я ясно и понятно разъяснила: раньше – значит раньше. Что я собираюсь выйти в этот мир раньше. А совсем не позже.
– Как не выжить?
– Есть много способов. Скажем, будешь помирать с голоду. Чем будешь питаться? Где голову приклонишь?
– Не знаю, – сказала я. – Только мне кажется, что большинство людей, у кого не так много денег, не умирают с голоду. Большинство из них как-то устраиваются.
– Стало быть, ты понимаешь, что у тебя есть возможность умереть.
– Прикидываю, – кивнула я. – Только я всю свою жизнь умирала. Так что в этом ничего нового.
– До чего ж мы с тобой похожи, – сказала Эстер. – Долго-долго думали, что в любой момент умрем, а потом выяснилось, что времени в нашем распоряжении куда больше, чем мы представляли. Так что, по-видимому, наш долг в том, чтобы использовать это время мудро.
Я обдумывала ее слова. И ела свою половину бутерброда с индейкой, который Эстер приготовила нам на пару.
– Думаю, надо не растратить его попусту, – сказала я.
Эстер вздохнула. Вид у нее был грустный, отчего я еще больше чувствовала себя виноватой. Что-то не припомню, чтобы раньше когда-нибудь видела Эстер грустной. Погодите, нет. Это неверно. Эстер всегда печальна. Но всегда – одинаково. Насколько помню, не было еще случая, чтоб она была грустнее, чем в любой другой раз.
– В какой-то мере я надеюсь, что суть не в этом, – заметила она. – Ведь, если так, стало быть, я совершила ужасную ошибку. Все эти годы только и делала, что старалась оставаться в целости и сохранности. Увы, с сожалением признаю, что, возможно, ты права. Мысль об этом мне противна, но – возможно.
