И, сверкнув мокрыми глазами, Юлиус опять догнал у крыльца Карьямаа и, схватив его за тяжелое, покатое плечо, повернул к себе. На этот раз он мычал уже не так жалобно и руки его двигались быстрее и резче. Они указывали в сторону амбара, в сторону пустой мелочной лавки, делали копающие движения и угрожающе придвигались к лицу Иоганеса Карьямаа.
— Ты за что бил меня? — спрашивали эти руки, и окровавленное лицо, и все подвижное тело Юлиуса. — Разве это не ты сказал, что между нами вечная дружба? Разве это не ты сказал, что я твой брат и ты полон заботы обо мне и желаешь мне только добра? Так за что же ты бьешь меня по морде и плюешься? Разве я собака? Или ты думаешь, что я не могу тебе сделать плохо? Я хорошо помню, что лежит вот там, где ты раньше торговал. И я знаю, для чего у тебя хранятся ружья и пулемет — эта страшная железная штука, способная убить сразу много людей, которая вот так пропускает через себя ленту и выбрасывает вот так вперед пули, как огненный дождь. Ты думаешь, тебе будет хорошо, если об этом узнают люди, живущие за оврагом и в городе? А я завтра же пойду туда и скажу им про все это. Так и знай!
И, качнув ладонью, для подтверждения своих слов, перед лицом Иоганеса, Юлиус пошел распрягать лошадь.
А Иоганес остался стоять у крыльца, придавленный такой неожиданностью. Он даже раскрыл свои толстые губы и перестал дышать на мгновение. Он совсем не предвидел, что все повернется так. Ему даже стало холодно среди жаркой духоты ночи. Ведь это пахнет смертью! Прямо-таки настоящей смертью! Вот этот огрызок человека с окровавленной мордой, распрягающий сейчас лошадь и так ласково обтирающий ладонью пену на ее горячих боках, завтра приведет ужас и смерть на этот двор. Он сказал это. А он всегда непременно делает то, что скажет, такой болван! Ах ты чорт, а? Не надо было пачкать сапога об его противную морду... Что теперь делать? Что теперь делать, а?
Иоганес Карьямаа, не чувствуя под собой земли, топтался у крыльца. Он даже сделал два неуверенных шага в сторону Юлиуса, но тот уже запирал конюшню и шел на свое место спать.
О, ему, глухонемому чорту, не о чем было беспокоиться! Его совесть была чиста, и он мог лечь и заснуть спокойно. Ах ты господи, боже мой! Как же быть? Как же быть, чорт подери?
Иоганес Карьямаа еще долго оставался на дворе. Его лоб и верхняя часть щек, свободные от волос, белели долго в сумраке ночи, все время обращенные в сторону сарая, где спал глухонемой.
