Холод и сырость пробрались до его внутренностей, и он начал громко икать.
— Ишь обожрался хозяйского хлеба, — проворчал кто-то из мужиков.
Странная слабость снова хлынула в ноги Юлиусу, и он медленно, с болью подогнул их и сел на корточки у стены, полуотвернувшись от мужиков. Каждая мышца, каждая косточка его тела болела, и ныла, и содрогалась от озноба.
Он икал и дрожал, скорчив свое большое тело около угла кузницы под навесом, с которого струями сбегала вода.
Телом он чувствовал легкое содрогание земли. Значит, внутри кузницы все-таки работали. Но он больше не хотел итти к дверям мимо этих людей, смотревших на него с такой суровостью. Да и зачем итти? Чтобы увидеть высокого парня? А зачем он нужен высокому парню? И кому он там еще нужен? Не надо никого...
Юлиус вытер лицо мокрым, вонючим рукавом тужурки и навалился грудью на свои колени, содрогаясь от икоты. В таком положении, с прижатыми к груди коленями, можно было немного согреться, если бы колени не дрожали так сильно и если бы тело не было налито такой нудной болью и слабостью.
Напрасно он сюда пришел все-таки... Не надо было приходить... Он опять вытер лицо рукавом.
Бритый мужик зашел немного вперед и заглянул в лицо Юлиусу.
Светлая борода на лице Юлиуса вся обвисла мокрыми клочьями. Посиневшие губы делали слабые движения, как будто он глотал что-то. Позеленевшие щеки вздрагивали, и по ним бежали слезы. Слез было так много, как будто человек накапливал их всю жизнь в своих бледносерых глазах и теперь расставался сразу со всем запасом. Он моргал глазами, утирался рукавом, икал так, что вздрагивало все тело, и смотрел в дождливую муть равнодушно, как будто это вовсе не его слезы так обильно смачивали его чахлые щеки и бороду.
Вот он поймал на себе посторонний взгляд и рванулся вперед, с болью разгибая ноги. Он устремился прямо в дождь, качаясь на ногах и роняя слезы.
— Вот чорт, а? — сказал растерянно бритый мужик. — Что бы это такое?
Он постоял немного с раскрытым ртом и бросился вслед за Юлиусом, чавкая сапогами по раскисшей земле.
— Постой-ка! Не спеши, — бормотал он, догоняя, его, — тут, брат, выяснить надо...
Он догнал Юлиуса и дернул его за топор, висящий сзади на кушаке, и Юлиус послушно качнулся в его сторону. Пальцы мужика ощутили сквозь мокрую одежду трясущееся тело.
— Братцы! — крикнул он и задохнулся от ветра и дождя. — Братцы, да ведь совсем больной человек!..
Мужики сгрудились у края навеса, вглядываясь в дождь.
