Но, совершенно правильно понимая ситуацию, Гоша ничего не мог с собой поделать и продолжал талдычить насчет экономики и торгово-финансовой деятельности эмирата.
И тут, как прорвало запруду, в зале загомонили:
— Ты теперь про климат и осадки!
— Какие там почвы, еще не сказал!
— Даешь про выплавку алюминия!
— А верблюда ты там видел?
Секретарь партийного бюро Огарышев бросился на выручку Гоше.
— Я понимаю так, — сказал он, — что товарищи хотят задавать вопросы в устной форме. Возражений нет? Только по порядку. Кто первый?
Конечно же первым с места вскочил Витька Озолин. Ясные глаза его сияли.
— Как в этом эмирате у тебя, Челомбитько, было насчет эвентуального времяпрепровождения.
И плюхнулся на место с таким видом, словно уложил Гошу прямым ударом под дых.
— Эвентуального? — переспросил Гоша. — Эвентуального… — повторил он. — Насчет, этого… понимаете…
— Подожди, Челомбитько, — прервал его потуги Курбатов и медленно поднялся за столом президиума. Его правая ладонь, с широко растопыренными пальцами была плотно прижата к боку — в том месте, где у Курбатова, находилась больная печень. Еще Гоша заметил, как густо наливается краской короткая шея его бывшего учителя.
— Простим, товарищи, — сказал Курбатов, — Виктору Озолину его неосведомленность. В загранкомандировках Виктор Озолин еще не бывал, поэтому и не знает, какие там у нас люфты для ничегонеделания. Нет люфтов. Так что ничего эвентуального у Гоши не было и быть не могло… Какая там, в эмирате, средняя температура?
Это Гоша знал без блокнота.
— Тридцать семь в тени.
— Слыхали? — спросил Курбатов у зала. — В тени тридцать семь. Так что, если бы и появился зазор между работой и сном, все равно не прогуляешься… А верблюда Челомбитько наверняка видел.
После вмешательства Курбатова Гоше дышалось уже легче. Вопросы, правда, сыпались один за другим, однако все они были по существу: как удалось поспеть за полторы недели, имелся ли при такой жаре кондиционер в гостиничном номере, об отношении к нам простых арабов, насчет переводчика и так далее.
— Переводчика не дали, — сказал Гоша, — а успел я потому, что парень у меня был на подхвате. Черный-черный, местный. Худющий. Но очень старательный. Я ему: смотри, как надо делать, Бахри. И показываю, и объясняю, если он чего не понял. А Бахри мне вежливо: спасибо, мол, мистер Гоша, теперь ясно, мистер Гоша…
— И на каком же языке шел этот диалог? — Витька Озолин не угомонился и опять целил в больное место. — Ты же по-арабски вроде не сечешь. Как разговаривали-то?
