Переполненная чаша | страница 162
Гоша потупился:
— На английском мы с ним разговаривали… В общем-то на английском.
Ну что он такого заявил? Что смешного произнес? Почему все захохотали? И Огарышев, и Курбатов вместе со всеми.
А отсмеявшись, парторг зачитал письмо «Техноэкспорта» с благодарностью в адрес товарища Челомбитько и сказал:
— Есть предложение одобрить отчет… мистера Гоши.
Казалось, опять бы последовать смеху. Но было тихо. И в этой тишине взметнулись ладони. Проголосовали единогласно. Даже Витька Озолин нехотя сделал уголком руку и с еще большим нежеланием распрямил ее.
«Чему завидует? — думал, глядя на его потуги, Гоша. — Работе до упора? Непрекращающейся жажде, когда, кажется, целое озеро выпил бы, а потом еще большую кружку? Или иностранным деньгам? Да какие там деньги за полторы недели! Половину сувениров уже на обратном пути в Шереметьевском аэропорту купил…»
В зале почти никого не осталось. Спускаясь со сцены по скрипучим ступеням короткой лестницы, Гоша свернул в трубочку и сунул в карман уже ненужный ему блокнот…
Только дома он, наконец, нашел ответ на свое недоумение. Подсказала ответ Маруся.
— Ты, — объяснила она, — мир повидал, а Витя не повидал.
Вот тогда-то в голове у Гоши прояснилось. И крошечный эмират с тридцатью семью градусами в тени, и короткая дорога от гостиницы к типографии, полузанесенная песком, и черный худой Бахри, испуганно бросавшийся исполнять даже не приказы Гоши — малейшее его пожелание, и сплошные облака за окном самолета по дороге туда и на обратном пути — все это предстало перед ним огромным миром.
ПОШЕХОНЕЦ
Тридцать лет проработал Молотилов в ремонтно-строительной бригаде, а как повернуло на четвертый десяток трудового стажа, попросился у заместителя директора перевести его. Куда-нибудь.
— Да ты у нас, оказывается, шустрый, Петя, — сказал тот, — скачешь с места на место. Летун, одним словом.
Кроме этого замдиректора, над Молотиловым были и другие начальники. Если выражаться армейским языком, — непосредственные: бригадир Бурмистров, например. Или Мещерский — прораб. Но Молотилов считал, что имеет право обращаться сразу к высшему руководству. Вот и замдиректора подтвердил это право Молотилова: стал шутить с ним и называть его по-свойски, хотя он, например, даже Ленке-диспетчерше — и той «выкает». А Ленка-то — племянница Молотилова. Может, потому «выкает», что она на заводе всего-то год: в институт не попала и поневоле влилась в ряды рабочего класса.
Кабинет у замдиректора по хозяйству маленький, узкий и полутемный. Единственное окно смотрит в сторону котельной, расположенной совсем рядом с заводоуправлением, и видит старый-престарый, покривившийся кирпич, с которого слезла побелка, и стена стала вроде снежного барса во время линьки — пятнистой. Таких барсов Молотилов наблюдал лично в период прохождения срочной службы в рядах Вооруженных Сил. Давно, значит… А над головой замдиректора находился телефонный коммутатор: межэтажное перекрытие ничуть не спасает от крикливых голосов и повизгивания вертлявых стульев под телефонистками. В общем, не по чину и не по возможностям хозяина был кабинет: ни простора, ни тебе полированных панелей, ни дубового паркета. Обыкновенные обои, линолеум и задрипанный стол, как у рядового бухгалтера. Но зато фамилия у зама, по хозяйству была такой, что второй и не встретишь: Л и́ к е р. С ударением конечно же на первом слоге, и он, замдиректора, понятно, требовал непременно соблюдать это ударение, особенно в присутствии постороннего контингента. Но кто из заводских хоть бы разок не ошибся?