* * *
«Русское телевидение – дремучее. Но меня русское телевидение не пугает: у меня же пульт есть!»
* * *
«Олег Ефремов, он, как богатырь из мифологии, лбом своим пробил чугунно-поролоновую стену эпохи развитого социализма и сделал этот театр. У нас с ним были как полосы отчуждения, так и полосы близости. И в этой близости я, человек не сильно пьющий, деликатно интересовался: почему же он таким способом – через алкоголь – уходит от действительности? И он объяснял, по обыкновению растягивая слова: «Свободен становлюсь!» Понимал я эту философию с трудом, но принимал».
* * *
Никогда я не подводил театр, ничего не срывал и не скрывал, не просил переверстывать под меня репертуар. За все годы работы в «Современнике» по моей вине подобие серьезной проблемы возникло лишь однажды. Трагикомичная история! Однажды в бане ко мне сунулся человек нетрадиционной сексуальной ориентации с непристойными предложениями. Будучи провинциалом по духу и воспитанию, я без лишних разговоров хватил беднягу железной шайкой по голове и… оказался в милиции за драку в общественном месте. Стражи правопорядка не стали долго держать меня в кутузке, из отделения я рванул в театр, но, пробираясь через оркестровую яму, увидел, как на сцену выходит Игорь Кваша в моих красных носках и сшитых на заказ мокасинах. Спектакль «Никто» в тот вечер отменять не пришлось, хотя я чувствовал себя за кулисами не слишком комфортно».
* * *
«Когда МХАТ разделился, мгновенно возник анекдот. Мужик садится в такси и говорит: «Во МХАТ!» Водитель уточняет: «Вам в какой – в мужской или в женский?» Одним руководил Олег Ефремов, вторым – Татьяна Доронина».
* * *
«Осенью 68-го года я попал в больницу. Из Чехословакии мне пришли две посылки – подарки, которые я делал своим друзьям в Праге. Как форма протеста против того, что происходило у них в стране. Как ни страшно мне тогда было, прямо из больницы я послал телеграмму Брежневу, протестующую против ввода войск в Чехословакию. Не один я решился тогда на подобное – и Евтушенко, и Вознесенский, и Окуджава, и многие другие выражали свое несогласие. Мне было больно и обидно, когда мне вернули подарки. Но, может быть, самое кошмарное во всей этой истории то, что спустя три месяца, когда в ноябре 67-го раздавали так называемые ордена к 50-летию советской власти, и Евтушенко, мне и другим людям дали по ордену «Знак Почета». Так нам отомстили за выражение протеста. Власть была не только мощной, изобретательной, она была, так сказать, макиавеллиевской по дальновидности и непредсказуемости своих ходов. Кому было интересно – давали мы телеграммы им, не давали. Много бы я дал, чтобы иметь силы вернуть эту каинову печать, но нет, на это была кишка тонка. Позже, знакомясь с некоторыми записями Сперанского, наставника Александра I, я обнаружил, что это давно принятый на вооружение дьявольский ход власти. Попробуй отмойся. «Это же наш талантливый советский парень. Вот, только что орденочек получил. Видали?»
