Одновременно никому
Владеть двумя не удавалось».
Всё это странным им казалось:
И то, что два меча один
Имел прибывший паладин.
Так ратоборцы рассуждали
И выходить из замка стали.
Дочь старшая Тьебо тогда ж
На верхний поднялась этаж:
Она турнир сей учредила.
При ней меньшая, что носила
С таким изяществом на платье
Рукавчики, что имя дать ей
Девица Узенький Рукав
[93]Смогли, нимало не солгав.
Итак, на башне две сестрицы
И с ними дамы и девицы.
Все ратоборцы той порой
Пред замком выставились в строй;
Всех краше Мелиан де Лис.
Его подруга, глядя вниз,
Девицам это подтверждала:
«Из всех героев, что видала,
Не мог никто до этих пор
5000
Так очаровывать мой взор, –
Правдиво сердце повествует.
Как Мелиан де Лис чарует!
Не сладостно ли восторгаться,
Таким красавцем любоваться?
В седле ему пристало быть,
Чтобы копьём, мечом разить,
Ему, который, несомненно,
Владеет этим совершенно».
Сестра ей заявила тут же,
Что знает рыцарей получше.
А та вскочила, разъярясь,
Ударить младшую стремясь,
Но дамы те, что рядом были,
Её сдержали, оттащили,
Не дав напасть так на сестру.
То было ей не по нутру.
Турнир же в самом был начале,
Бес счёта копий уж сломали,
Не счесть ударов нанесли,
Простёрлись многие в пыли.
И знайте: сильно поплатились
Бойцы, что с Мелианом бились.
Никто пред ним не устоял:
На твердь копьём он низвергал,
А если на куски древко,
С мечом справлялся он легко.
И вёл себя он лучше всех,
Кто был от этих иль от тех.
Его подруга ликовала
И так восторги изливала:
«Взгляните дамы, вот не чудо ль!
Подобная была ли удаль
Когда-нибудь среди юнцов?
Вот лучший из младых бойцов,
Которых видеть въявь могли вы!
Он самый доблестный, красивый
Из всех, кто на турнире есть».
Меньшая ей: «Я вижу здесь
Того, кто краше и славней».
Тут старшая метнулась к ней
С такою исступлённой речью:
«Дерзишь, девчонка, мне переча,
К несчастью своему, когда
Хулишь того, кем я горда,
Кого хвалю, узрев в бою.
Прими пощёчину мою,
В другой раз сдержаннее будь».
И так смогла сестру хлестнуть,
Что след остался на ланите.
Прибегли вновь к её защите,
Спесивицу уняли скоро.
Сменилась тема разговора,
И о Гавэйне речь пошла.
«Мой Бог, – одна тут начала, –
Тот рыцарь, что под дубом медлит,
Что ж он оружья не наденет?»
Другая, дерзкая, в ответ,
Мол, мира он блюдёт обет.
А третья: «Это же купец.
Пусть толкам всем придёт конец:
Не мысля о турнире даже,
Коней привёл он для продажи».
Четвёртая: «Да нет, меняла,
И не намерен он нимало
Всем бедным рыцарям раздать
Ту привезённую им кладь,
Не думайте, что это ложь,
