I
Некрасов вернулся с охоты веселый и сразу же засел за работу. Поэма, которая его мучила, вылилась, наконец, на бумагу. Право же, неплохая поэма.
Он расхаживал по комнате в халате и в туфлях и повторял несколько нравящихся ему строк. Снова оживали в душе чувства, сопутствовавшие во время пути на родину, — светлое умиленье при виде убогого деревенского храма, братская любовь к мирному хлебопашцу, тихо бредущему за сохой, ощущение глубокого покоя, охватившее его родину после жестокой и бессмысленной войны.
Правда, потом эти чувства поколебались. Идиллическая тишина, которой он любовался из коляски, оказалась обманчивой. Россия, пожалуй, не была такой. Все в ней бродило, все было в напряженном ожидании, — нельзя, может быть, сейчас посвящать ей такие строки.
И все-таки ему не хотелось расставаться с первыми впечатлениями. Пусть живет его «Тишина»!
Он задумался над строчками, посвященными царю. Не слишком ли сильно? Конечно, начатое им дело поражает величием, но до Петра ему, пожалуй, далеко.
И быстро царство молодое
Шагает по пути добра,
Как в дни великого Петра…
Николай Алексеевич прочел вслух эти строки. А что, собственно, в них неправильного? Пусть они остаются, пусть останутся и другие с пожеланием здоровья и покоя тому, кого он назвал «защитником» и «главой народной».
Пред коим частные труды
Как мелководные пруды
Перед Невою многоводной.
«Защитник» и «народный глава» — это, может быть, чересчур?
Некрасов остановился у окна, выходящего в сад, и посмотрел на Панаеву. Она сидела на широкой скамейке, закрывшись большой кружевной шалью. Желтый зонтик, привязанный к спинке скамьи, бросал золотистые, теплые тени на ее загорелое лицо. Книжка валялась на песке. Авдотья Яковлевна, низко нагнувшись, с интересом рассматривала что-то на дорожке.
— Что вы ищете? — крикнул Николай Алексеевич, высунувшись из окна.
Авдотья Яковлевна вздрогнула.
— Фу, как вы меня напугали! Я ничего не потеряла, я просто смотрю на муравьев.
— И что же вы видите интересного?
— Очень много. Во всяком случае, больше, чем вы, сидя у себя в комнате.
Она начала царапать по земле тоненьким прутиком.
— Авдотья Яковлевна, — умоляюще сказал Некрасов. — Бросьте это занятие, перепишите мне, ради бога, одну вещь, которую я хочу сегодня же отвезти в город.
— Вы потащитесь в город по такой жаре? Что с вами? Пошлите лучше Василия.
