Не жалею, не зову, не плачу... | страница 5
Будем искать следы».
«Следы». Мы же не просто шли, мы пьяного волокли и не следили за путём-
дорогой. Да и позёмка крутит-вертит, какие могут быть следы?! Потеряй станковый
пулемёт, его тут же заметёт снегом. Если бы мы шли по ровному тротуару, была бы
надежда, но мы брели по канавам и буеракам, через ямы, пеньки, колоды. Посёлок
БОФа недавний, тайга была год назад, тут сам чёрт ногу сломит, где теперь искать
пистолет? Одна надежда, что ТТ не пушинка, ветром не унесёт, в крайнем случае, с
миноискателем можно найти, сапёров позвать из Красноярска. Надо же было кобуру
застегнуть, как следует, чёрт вас дери, разгильдяи. Я тут же проверил кобуру –
крепкая застёжка, всё, куда надо вдето.
«А тебе давали оружие? Может, ты нас пустой сопровождал?» По лагерю они
не имеют права появляться с оружием за исключением особых случаев, бунта,
например, или битвы барак на барак. Ходят обычно с палкой, по-нашему термометр.
«Давали, мать-перемать! – огрызнулся конвоир. – Это вы, суки, похитили.
Ат-тветите по закону!» Я его тащу всю дорогу, как рикша, он цепляется за меня, как
за мамину юбку, и вместо благодарности, что мы слышим? Он обещает нам срока
намотать.
«Вернёмся к Кате, – сказал я, – там он снимал полушубок, и ремень с кобурой
вешал».
Идём обратно. Стараемся найти свой след. Хирург ногами снег загребает,
авось повезёт, пистолет попадётся, а Саша опять затянул «Цыганка с картами,
дорога дальняя». Он даже не отрезвел ничуть от потери оружия, за что трибунал
может ему влепить на всю катушку, он свалит на нас с хирургом, и все дела.
«Провокация! – с одышкой сказал Пульников, пиная снег то с правой ноги,
то с левой. – Хотят мне третий срок намотать. У-у, мусор!» – и опять конвоира по
спине, по спине. Вариант вполне допустимый, кроме него хирурга в лагере нет, а
зека прибывают и прибывают на стройку молибденового комбината, так что давай,
Пульников, оперируй дальше, у тебя хорошо получается, ты в системе Гулага уже
двенадцать лет. Да и что тебе на свободе делать? Жена тебя давно забыла, дети твои
выросли, писем никто не пишет, и куда ехать после освобождения, ты сам не
знаешь. А коли так, мы тебя не бросим на произвол судьбы, обеспечим тебе в лагере
приют, почёт и уважение. У Пульникова зубы стучали не от мороза, а от
предстоящей гибели. А я уже в который раз думаю: сколько же лет надо просидеть,