привести в божеский вид, а то неизвестно, какой дежурняк на вахте, Сашу могут на
губу, а нас в Шизо.
«Встрепенись, краснопёрый, эй, соколик! Да он совсем коченеет, три ему
уши, Женя!» Бросить бы его ко всем чертям, пусть лежит, а самим на вахту –
заберите своего служивого. Но это юмор. Натер я ему уши, щёки без церемоний, он
оклемался вроде, петь перестал, и пошёл уже своими ногами. А зона совсем близко,
сияет, как самое светлое место на земле. Да будет свет, приказал Бог, и стал свет. «И
увидел Бог, что это хорошо!» Ха-ха! Чистилище наше огороженное, богомерзкое,
век бы тебя не видеть, но мы спешим туда, торопимся, будто в дом родной.
«Женя-а! Мне пятьдесят шесть дней осталось! – кричит Пульников. – Женя, я
всех люблю. И мусора этого тоже, – Пульников изо всех сил мутузит конвоира по
спине. – Как выйду, мечту исполню!» Вся Хакасия уже знает про его мечту – взять
свободно бутылку водки, поставить её на стол, и чтобы все видели, она в бутылке,
не в грелке, не в заначке, и Пульникову ничего не грозит. Рядом гранёный стакан
поставить, и чтобы ни одна сука не запретила Пульникову держать всё на столе
круглые сутки и днём, и ночью. Пусть он не будет пить, но всё равно должна
бутылка стоять и доказывать его свободу, такая вот у хирурга мечта. А мне
осталось… Не дней и даже не месяцев. И лет мне осталось не один, не два. И не
три-четыре. Но сейчас я тоже вместе с Пульниковым всех люблю.
Добрели, дошли, дотащились. Саша вдруг встал столбом и – где пистолет? Мы
его хлоп-хлоп по кобуре – пусто. Тут самый момент сказать: мы похолодели, весь
наш кумар как ветром сдуло, ни водки не было, ни пельменей. «Женя, мне
пятьдесят шесть дней», – плачуще сказал Пульников. Сейчас никто в мире не
угадает, что нас ждёт, если мы подведём к вахте пьяного конвоира, и он заявит,
оправдываясь, что мы похитили пистолет. Ничего ему не остаётся, как состряпать
рапорт, что мы, зека такие-то, напоили его с целью завладеть оружием. Не шапка
пропала, не пайка, не кайло, пистолет ТТ с полной обоймой, и тут всего можно
ожидать – и побега, и террора и даже вооруженного восстания. Завтра явится Кум из
Первой хаты, и начнёт мотать нам новое дело, очень даже легко. А Пульников
считает дни, часы и минуты до глотка свободы.
Надо брать власть, и притом немедленно. «Пошли обратно! – скомандовал я. –
