Луна звенит | страница 80



«Вот чудак! — подумал Сахаров. — Дипломат. А эти тут окопались, как хозяева».

— Да иду я, — откликнулся он глухо.

Все это ему уже не нравилось, и он жалел, что пришлось идти в сарай на пустынном, заливном берегу к этим «ребяткам», которые стерегли свои сети и радовались теперь, конечно, что наступила гроза…

— Саша! — опять крикнул Иван.

— Иду…

Все это очень не нравилось ему.

Два года назад Саша Сахаров, занимавшийся охотой от случая к случаю, впервые приехал на Рыбинское море и в день открытия осеннего сезона хорошо пострелял по молодым уткам, кое-что убил, и у него осталось доброе воспоминание об этой охоте, о здешних местах и особенно о егере, с которым он подружился и у которого жил дней семь или восемь в просторной и крепкой избе.

Звали егеря Костей, а фамилия у него была трудная и плохо запоминающаяся. Он записал, но, не надеясь вернуться сюда (слишком далеко!) потерял записку. Но все же собрался на море и приехал, а подходя к дому, вспомнил, как это ни странно, фамилию егеря — Дробышев.

Фамилию-то вспомнил, а вот самого Кости на этот раз не застал.

Осенью, возвращаясь на лодке с вечерней зари и везя трех охотников, Дробышев вышел в темноте на фарватер, торопясь домой, но что-то не рассчитал и столкнулся с рейсовым катером. В лодке сидели два старика и один молодой парень. Старики и сам Дробышев спаслись, уцепившись за красный бакен, возле которого произошла катастрофа, а молодой парень, понадеясь на свои силы, поплыл к недалекому тоже берегу, да, видно, вода была так холодна, что доплыть не удалось, и его нашли на четвертый день с дешевеньким ружьем за плечами и с разорвавшимся сердцем.

Дробышев не был пьян в тот мрачный вечер, но на дне, рядом с останками лодочной кормы, которую утянул под воду мотор «Москва», водолазы случайно наткнулись на початую флягу самогонки, и она-то сыграла свою роль. Уже зимой состоялся суд. Дробышеву дали два года и прямо после суда забрали и отправили в место отбывания срока. Это было километрах в ста пятидесяти от деревни Корковухи, где осталась горевать его жена.

У Кости Дробышева была хлопотливая и улыбчивая женушка, которую Сахаров не узнал в этот приезд, так подурнела она за зиму без мужа в бабьей своей тоске. Впрочем, и она не узнала его, и Сахаров, тщетно пытаясь воскресить в ее памяти давний свой приезд, понял, что она все равно не вспомнит, а если и вспомнит, ничего ей это не принесет, кроме слез, и ничего не изменит.

К стыду своему, он забыл ее имя и неуверенно называл ее Зиной, пока она с улыбкой не поправила его — оказалось, ее звали Варей.