— Хм, — размышлял Щетинин, — так это совсем другой разговор выходит.
— Разговор тут самый простой, — заметил Рязанов, — «спящий в гробе мирно спи, жизнью пользуйся живущий!».
— Что ж, не умирать же, в самом деле?
— Умирай, не умирай, это как ты хочешь, а на жизненном пиру тоже мы с тобой не очень раскутимся. Места-то наши там заняты давно.
— Ну, нет, брат, шалишь? Я еще жить хочу. Я так дешево не расстанусь. Не удалось семейное счастье, ну, что же делать, попытаем что-нибудь другое. Жизнь-то еще впереди. Что ж, мне тридцать лет всего. Эка штука!
Рязанов молчал.
— А я вот тут с горя-то, — продолжал Щетинин, значительно понизив тон, — книжонка тут одна мне попалась, я и стал ее перелистывать от нечего делать…
— Да?
— Ничего. Книга дельная.
— Ну и что же?
— Да я нахожу, что автор совершенно прав: он говорит, что без капитала никакое серьезное прочное дело невозможно.
— Так.
— Что, — говорит, — прежде всего необходимо сосредоточить большие денежные средства, а потом уж, как деньги у тебя в руках, тогда что хочешь делай… какие хочешь там перевороты…
— Да. Ну, а тебе-то какое же до этого дело?
— А такое, что эта книга наводит меня на совершенно новые предположения: она мне показала, что еще не все потеряно. По правде тебе сказать, я на тебя совсем и не сержусь. Что сделано, того уж не воротишь. Но сидеть сложа руки и плакаться на судьбу я тоже не могу: мне нужно дело, нужно занятие, и я придумал такое дело.
— Любопытно.
— Да, брат, будет и на нашей улице праздник: авось бог даст и мне порадеть на пользу общую; дай срок мне только разбогатеть, а с деньгами мы все эти дела обработаем.
— Давай бог!
Щетинин почти повеселел: измятое лицо его оживилось: он начал ходить по комнате и, задумчиво улыбаясь, поглаживал себя по голове, потом вдруг остановился.
— Да! Что ж я? Ведь ты едешь. Я и забыл. Закусить что-нибудь?
— Я не хочу.
— Да нельзя, братец. Хоть мы с тобой и соперники в некотором роде, — шутя говорил Щетинин, — а проводы все-таки следует справить по чину; по крайней мере бутылочку распить.
Он приказал подать вина.
— Так-то, брат, — уже совсем повеселев, сказал Щетинин и хлопнул Рязанова по коленке. — Вот осень подходит, стану хлеб скупать, а к весне овец заведу. Главная вещь — денег сколотить как можно больше, а там… Вот тогда я погляжу, что ты скажешь, погляжу.
— Я все равно и теперь могу сказать.
— Что же такое?
— Старую ты песню поешь: «Разбогатею, а потом начну благодетельствовать человечеству».
