Трудное время - Василий Алексеевич Слепцов

В талантливой плеяде писателей-демократов шестидесятых годов XIX века Василий Алексеевич Слепцов выделяется и своеобразием художественного дарования, и общественным темпераментом, и как интересная, незаурядная личность.

Прожил он немного — 42 года, а в литературе наиболее интенсивно работал непропорционально к «жизненному времени» мало: всего каких-нибудь пять-шесть лет.

Пик его популярности в демократической среде — 1863–1865 годы. Блестящий мастер художественного очерка и фельетона, энергичный устроитель и участник литературных вечеров, превосходный чтец; признанный лидер движения за эмансипацию женщин, соратник Чернышевского, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, один из ведущих сотрудников «Современника»; организатор нашумевшей Знаменской коммуны в Петербурге и, наконец, автор повести, которую с восторгом встретила леворадикальная молодежь, — Слепцов, безусловно, был яркой общественно-литературной фигурой в «трудное время» — время, когда накал революционной ситуации стал слабеть, когда особенно нужны были люди, способные нести знамя революционной демократии.

Но во второй половине 60-х годов слава его угасает, в семидесятые его помнят лишь ближайшие друзья, а в последующие десятилетия о нем вспоминают лишь издатели, мемуаристы и критики — как бы для того только, чтобы прочнее утвердить в узких границах известной эпохи, — даже в случаях панегирических отзывов о нем как художнике и личности. Крепко прирастает к нему — как некое литературное прозвище — определение «забытый писатель».

В одно со Слепцовым время творили Достоевский, Толстой, Островский, Тургенев; еще впереди были вершины славы Глеба Успенского, Лескова, Златовратского, Эртеля, Мельникова-Печерского… К тому же общественная атмосфера менялась так быстро, что звучало в ней то лишь, что резонировало с нею; Слепцов — как и Левитов, Решетников, Помяловский — остался в 60-х годах.

Однако постепенно значение его творчества перерастало рамки эпохи, становясь не только звеном, но и ферментом литературного процесса.

В восьмидесятые годы заметил и оценил Слепцова Лев Толстой. «Особенно любил он читать Слепцова, — вспоминал учитель сыновей Толстого А. М. Новиков, — и из Слепцова у него было два любимых произведения: «На постоялом дворе», — и глаза его оживлялись, в голосе появлялись вибрирующие интонации, его самая простая обыкновенная дикция была полна естественного юмора, и он сам и слушатели покатывались со смеха, и «Шпитонка», которую Толстой никогда не мог дочитать до конца. Вначале его чтение этого рассказа, по обыкновению, было очень выразительно, но под конец глаза заволакивались, черты лица заострялись, он начинал останавливаться, старался преодолеть свое волнение, всхлипывал, совал кому-нибудь книгу, вынимал платок и поспешно уходил…»