Разоблачению этой порочной системы и посвятил свой роман молодой кубинский патриот Рамон Меса. Со страниц книги встаёт душный мир колониального чиновничества, вековые традиции испанской бюрократической машины причудливо переплетаются с нравами и законами воровской шайки. Департамент, где служат герои романа, это хаос коридоров, которому внешняя чёткость линий придаёт видимость какого-то порядка, строй бесчисленных дверей, сквозь который прогоняют несчастных просителей, лабиринт инстанций, управлений, отделов и подотделов, в котором сам дон Хенаро — начальник канцелярии — не может разобраться без помощи специальной карты, всесметающий бумажный водопад входящих и исходящих, над которым стоят серые тучи архивной пыли. Здесь за наивысшую мудрость признаётся умение так написать докладную в далёкое испанское министерство, чтобы министерство, не уразумев истинной подоплёки дела, осталось бы довольно и приняло бы подсказанное решение.
Ненужность, бесполезность этого бюрократического мира Меса иллюстрирует рассказом о пропавшем отделе. Целый отдел внезапно исчез, и никто этого не заметил. Жизнь в департаменте идёт как обычно, отправляются очередные исходящие бумаги, регистрируются и подшиваются входящие номера, двери исчезнувшей канцелярии заложены папками, затянуты паутиной и покрыты толстым слоем пыли. И только чиновники-старожилы по секрету передают новичкам жуткую тайну отдела-призрака.
Художник-реалист подметил и показал типические черты мира испанской колониальной бюрократии. Определяющее значение в нём имеют не личные человеческие качества, а положение, не сам человек, а стол, за которым он сидит. Это античеловеческий мир (мрачными марионетками назвал Хосе Марти героев романа), мир видимости, а не сущности, где важно не быть, а казаться. Обыкновенная торговая сделка, выгодная для обеих сторон, здесь кажется нерушимым брачным союзом. Сиятельного дона Ковео, который не может и двух слов связать, прославляют как великолепного оратора. Даже неграмотный лодочник Доминго, выполняющий ныне обязанности посыльного и доносчика при начальнике, носит за ухом гусиное перо. Он и писать-то как следует не умеет, но хочет казаться чиновником.
Чем дальше продвигается герой романа по службе, тем меньше он работает. Праздность становится его служебным занятием. И, только задумав быстро разбогатеть, он начинает лихорадочную деятельность, превращается, как замечает Меса, в образцового чиновника, ибо появилась настоящая забота, ради, которой можно и попотеть. А настоящее дело для испанского бюрократа на Кубе — это воровство.
