А тут уже и подворье. Вот, за валом... На широком крыльце — мать. Опустила ведро с водою. Солнечные зайчики от воды прыгают по высокому очипку, по лицу, по шее. Но больше всего — по белой стене. Тревожат петухов, выведенных рукою Петруся. Петухи, раздражённые, ещё сильнее выгнули крутые яркие хвосты. Не хвосты — колёса дебелых чумацких возов.
— Сыну!.. Марко! Марко прибился!
На крик из хаты выскочила наймичка с голыми руками в чёрных пятнах сажи, и наймит с острыми вилами показался из сарая.
Выбежал старый Журба.
— В воду глядел Петрусь! — тотчас обвил он красным поясом свою широкую свитку. — Ему такой сон приснился!
— И мне, — заблестели слёзы в материнских глазах. — Мне тоже...
Марко привязал коней к обглоданной коновязи. Отец сдавил сына в объятиях, обдавая крепким запахом горелки.
На крыльце появился неизвестный Марку человек в дорогом жупане под широким адамашковым поясом.
В подворье, возле вала, — люди. Большей частью мужчины: и казаки, и голота. Как же — Иван Журба не простая птица. Многим нужен. Люди подходили с интересом...
Наконец удалось приблизиться и матери. От волнения женщина не стояла на ногах. Её поддерживали руки наймички.
— Сыну...
Отец велел наймиту поставить сыновых коней в конюшню. Затем во весь двор объявил:
— Работы не будет, добродейство! Все — к столу!
Нет надобности повторять что-либо для Журбихи.
Высокая, широкая в кости, она издали казалась матерью даже для своего мужа — немолодого уже, сказано, жилистого, но ещё тонкого телом, подвижного и вроде бы крепкого. Журбиха не только к пенью способна, но и к ворожбе. И к ней люди приходят...
В просторной светлице и без того держался запах добрых закусок. Эти запахи побеждали дух от пучков засохших трав, приткнутых под частыми иконами. Люди, входя, клали на себя крест перед ясными Божьими ликами, малёванными другим хозяйским сыном, — на многих чернодубских стенах висит Петрусева работа, — старались прихватить себе место возле окон, чтобы оттуда посматривать на коней или на волов за широким валом. Хата у Журбы на высоком холме. Из окошек видно, как жёлтые конские зубы выхватывают из мешковины сено. Или овёс. Кому что послано Богом.
Первые чарки — за Марка. Без чоканья. Разные здесь люди. Даже нищие хлопы. Они считают себя казаками, а в самом деле работают на гетмана. В компуте всего тридцать тысяч. Сколько бы охотников набралось в десяти гетманских полках? Ого-го-го!
Однако и реестровые казаки сидели. В летах. Молодых гетман увёл с собой. Собрались отцы молодых. А на них и дворы держатся...
