Франсуа. А назовите вы мне хоть одного, которого любят?
Герцог. Слушайте же. И вот женщины со всей деревни двинулись к дому бургомистра — с гробом…
Флипотта. Как?.. Они его несли? Гроб несли? Я бы ни за что на свете не стала носить гроба.
Франсуа. Молчи. Никто и не требует от тебя, чтобы ты несла гроб. (Герцогу). Ну?
Герцог. Несколько женщин вошли в квартиру бургомистра и объявили ему, что он должен умереть но ему будет оказана честь… его похоронят.
Франсуа. Его убили?
Герцог. Нет, — по крайней мере, брат ничего об этом не пишет.
Франсуа. Ну, вот! Крикуны, болтуны, скоморохи— вот они что такое. Сегодня они, ради разнообразия, кричат в Париже, перед Бастилией. Это было уж раз пять-шесть.
Герцог. Будь я королем, я положил бы конец… Давно…
Альбин. Правда, что король слишком добр?
Герцог. Вы еще не представлялись его величеству?
Франсуа. Шевалье первый раз в Париже.
Герцог. Вы невероятно молоды. Можно спросить, — сколько вам лет?
Альбин. Я только кажусь таким молодым — мне уже семнадцать…
Герцог. Семнадцать… как много еще у вас впереди. Мне двадцать четыре… и я начинаю раскаиваться, что так мало воспользовался молодостью.
Франсуа(смеется). Это мило. Вы, герцог… вы считаете день потерянным, если не успели покорить женщины или заколоть мужчины.
Герцог. В том-то и горе, что почти никогда не покоряешь ту, которую нужно — и всегда закалываешь не того, кого следует. А молодость уходит. Как верно говорить Роллен.
Франсуа. А что он говорит?
Герцог. Я вспомнил его новую пьесу, которую играют в Комедии… там встречается красивое сравнение. Вы не помните?
Франсуа. У меня нет памяти на стихи.
Герцог. К сожалению, и у меня тоже… Я помню только смысл… Он говорит, что молодость, которою не пользуешься, подобна волану, оставленному лежать в песке, вместо того, чтобы подбрасывать его на воздух.
Альбин(глубокомысленно). Совершенно правильно.
Герцог. Не правда ли? Перья понемногу линяют и выпадают. Пусть лучше он упадет в кусты, где его не отыщут.
Альбин. Как это понять, — Эмиль?
Герцог. Это скорее надо почувствовать. Впрочем, если бы я вспомнил самые стихи, вы сразу поняли бы!
Альбин. Мне кажется, Эмиль, что и вы могли бы писать стихи, если бы только захотели.
Герцог. Почему?
Альбин. С той минуты, как вы пришли, мне кажется, будто жизнь загоралась новым светом…
Герцог(улыбаясь). Загорелась ли?
Франсуа. Присядьте же, наконец, к нам!
Входят два дворянина и садятся поодаль к столу. Хозяин, видимо, говорить им грубости
