Он почти засыпал, когда услышал, как филин Ух царапнул когтями по потолочной балке.
— Вот ты где, оказывается?
— Да, я теперь здесь.
Филин долго и внимательно разглядывал аиста.
— Похоже, твои дела пошли на поправку…
— Человек вытащил у меня из крыла детенышей Зу и удалил главное зло.
— Да, — кивнул филин, — человек каждому может помочь, если захочет, и только себе самому помочь бессилен.
— Что-то не верится…
— Уж поверь мне, Келе, чего я только не насмотрелся…
Я видел, как люди метались и кричали, задыхались и корчились в предсмертной муке. А потом наступал конец.
— Человек дал мне поесть.
— Ничего не понимаю! — Филин взволнованно переступил с лапки на лапку. — Ты не путаешь? Человек дал именно тебе, а не этим крикливым Гага или Таш?..
— Человек дал мне еду, а Таш прогнал прочь.
— Сроду не слыхивал, чтобы человек питался аистиным мясом.
— Я тоже.
— Мне многое известно, Келе. Поверь: если человек принимается кого-то кормить, значит, он считает его своим. Сначала видишь, что Гага раскормлен до неузнаваемости, сидит в своей клетушке и еле дышит; а потом он вдруг куда-то исчезает, и только лапки от него обгрызает Вахур. А вот когда похолодает, ты и сам услышишь, как завопит Чав; ведь человек его раскармливает только для того, чтобы убить, едва он станет гладким, упитанным да мягким.
Аист содрогнулся.
— И ты это видел собственными глазами?
— Видел, Келе! Обычно человек проделывает это в такую пору, когда на небе Малое Светило. Я, конечно, прилетаю и смотрю все от начала до конца; в темноте люди меня не замечают. Чава вытаскивают из его закутка, и Чав визжит, потому что это ему не нравится. Потом его валят с ног, и тут уж Чав чует, что дело плохо. Он принимается визжать еще громче, умолять, чтобы его не трогали, и тогда ему в глотку вонзают что-то острое и длинное, и Чав умолкает навеки… Вот так-то, Келе.
— Тогда я больше и есть не стану, а как только человек придет ко мне, я выклюю ему глаза.
— Тут я тебе не советчик. Но, по-моему, подожди пока, Длинноногий, тебе надо окрепнуть. Жара в тебе я больше не чувствую, и ты явно выздоравливаешь. Кстати, ты не заметил, водятся тут Цин?
— Не знаю! — аист рассерженно помотал головой. — Не видел и не слышал!
— Ну, выздоравливай! — филин вспорхнул с балки. — Теперь я знаю, где тебя искать, так что при случае к тебе наведаюсь.
Аист, оказывается, уже окреп настолько, чтобы почувствовать гнев и зависть.
Спятил он, что ли, этот филин. Похоже, он вздумал поохотиться здесь, в сарае. Но ведь любому желторотому птенцу понятно, что эта охотничья территория принадлежит только ему, аисту.
