Наконец выглянуло солнце и трава, и листья в садах покрылись серебряными бусинками росы.
Мне опять захотелось взлететь с корзинкой в руках и оказаться сразу на рынке, я черпал ею воздух, размахивал, как мог. Сзади бабушка и Валерка смеялись. Бабушка сказала:
— Придется из старых простыней сшить тебе парашют, у нас на корзинках-то не летают.
— А в Москве, говорят, только на корзинах и летают, — съязвил малой.
И снова хохот. Валерка даже за животик схватился. Не стал я им объяснять, что так я выражал свой восторг просыпающимся утром, а строгим голосом сказал:
— Вы весь рынок просмеетесь.
По большой разъезженной поперечной дороге уже двигались вереницей повозки, запряженные одной-двумя лошадками, полные арбузов, овощей, фруктов, мяса, рыбы и прочей снеди. Повозки сопровождали стаи собак, как бы охраняющие столь ценный груз. И по всем дорогам, тропкам, как ручейки в реку, стекались к базару хозяйки с корзинами, торопящиеся к разгрузке телег. Прилавки, прилавки, прилавки, — уже занятые, еще не занятые…Территория огромная. Базар набирал дыхание, разбухал, втягивая в себя все новые повозки, лошадей, коров, свиней и всех тех, кто за этим пришел. Потеряться здесь было — раз плюнуть. Нужно было либо держаться друг за друга, либо договориться о встрече в определенном месте. Мы договорились с бабушкой о встрече на площадке лошадей и время от времени появляться у рыбы и мяса. Как нас с Валеркой нельзя было оторвать от лошадиной торговли, так бабушку невозможно было увести от мяса и рыбы. Кормить она нас сегодня планировала: на первое — настоящим украинским борщом и на второе, по моему заказу, нас ждал днепровский судак. В общем, «жратва» не для слабых. К слабым, конечно, относили меня — пельмени, молоко, кефир, жареная картошка, — словом, московский рацион разительно отличался и качеством и количеством от украинского. Подобный пир мог быть только по большим праздникам, рядовые же трудовые будни были намного суровее и беднее. Повторяю, что такие умозаключения сделал двенадцатилетний мальчишка путем тщательных наблюдений и исследований. Поэтому, где вкусней кормят — в Днепропетровске или в Москве — оставался вопросом чисто риторическим.
Итак, мы торчали на лошадиной площади и совершенно забыли о бабушке. По-моему, она нас тоже не слишком часто вспоминала, так как, сторговав огромного судака, она приблизилась к мясному ряду, передвигая корзину по прилавку и положив руки на рыбину. О характере бабушки я напишу отдельно, сейчас она только взглянула на нас:
