Голос у матери становится все тверже, все громче, она превращается в заправского лектора: артикулирует, жестикулирует, время от времени отпускает шуточки, которые все ее друзья наверняка знают наизусть, но прилежно смеются, поскольку женщина в трауре и обижать ее нельзя. Итак, мать бойко забавляет кучу гостей своими мудрыми изречениями о том, как писают и какают цветы жизни, и вдруг в ее монолог вторгается посторонний звук. Его слышат все, поскольку в гостиной стоит благоговейная тишина. Поначалу звук невнятен, вроде шипения микрофона и частого дыхания, но потом через детский монитор, который Венди установила в холле для связи с Сереной, доносится голос Элис. И говорит Элис буквально следующее:
— Ты готов? Стоит?
Снова сопение, глухое постанывание и снова голос Элис:
— Войди в меня, скорее.
Недолгая тишина. Потом опять стоны Элис — все короче, все выше регистром — пыхтение Пола: они приступили к делу всерьез. Наши гости, а их сейчас человек двадцать, онемели-окаменели-одеревенели. Глаза у них становятся все квадратнее. Мать умолкает и поворачивается к монитору.
— Сильнее! — кричит Элис. — Еще сильнее!
— Тише ты, — выдыхает запыхавшийся Пол.
— Ну же, милый! Кончай в меня! Кончай!
— Элис-то у нас разговорчивая, — замечает Филипп. — Приятная неожиданность.
— Я днем клала Серену спать как раз в той комнате, — оправдываясь перед присутствующими, говорит Венди. — Видно, забыла отключить монитор. Это мой ляп.
Филипп откидывается на спинку стула, и рот его растягивается до ушей.
— Может, я и плохиш, но мне нравится.
— Помилуйте, господа, — строго говорит мама. — Это всего лишь секс. Всем вам доводилось этим заниматься. А некоторым — предстоит не далее как сегодня. Через пару часов.
— Мне — так точно. — Дядя Стэн лягает меня и ухмыляется. Блудливый старикашка.
В гостиной стоит абсолютная тишина. Нарушает ее все нарастающее рычание Пола и постанывания Элис с бесконечным: Давай же! Давай!
— Мужики в нашей семье выносливые, мы любим длинные дистанции, — поясняет присутствующим Филипп. — Возможно, трансляция слегка затянется.
Откуда ни возьмись в холле появляется Линда и, выдернув из розетки вилку монитора, говорит:
— Извините, друзья.
Интересно, за что она извинилась? За то, что нам довелось подслушать, или за то, что обломала удовольствие?
— У Элис сейчас как раз овуляция, — поясняет мать.
Несколько женщин понимающе кивают, а их мужья тупо лыбятся и пялятся в потолок. Постепенно в гостиной возобновляется тихое гудение, словно, урча, заводится машина общей беседы. Но вскоре появляется Пол. Не успевает он усесться на стульчик, все снова умолкают и стыдливо отводят глаза. Но это у них не очень-то получается — все норовят искоса посмотреть на Пола. Он непонимающе озирается. Переводит взгляд на свою рубашку. Проверяет ширинку.
