Дальше живите сами - Джонатан Троппер

Jonathan Tropper.

This Is Where I Leave You.

This edition is published by arrangement with Writers House and Synopsis Literary Agency.

Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко.

Издание осуществлено при техническом содействии издательства АСТ.

© Jonathan Tropper 2009

© О.Варшавер, перевод на русский язык, 2010

© А.Бондаренко, художественное оформление, макет, 2010

© ООО «Издательство Астрель», 2010 Издательство CORPUS ®

— Папа умер, — сообщает Венди походя. Словно такое случалось много раз, чуть ли не каждый день. Венди спокойна, как удав. Это жутко раздражает, особенно в трагические минуты. — Скончался два часа назад.

— Мама держится?

— Ты что, маму не знаешь? Советовалась со мной, сколько дать на чай полицейскому, который пришел составлять протокол.

Я невольно улыбаюсь, хотя меня, конечно, бесит неспособность Фоксманов выражать эмоции в переломные моменты жизни — патент можем брать на это дело, ей-богу. Любое событие, требующее мало-мальской искренности, в нашей семейке мгновенно принижается или передергивается. Мы подкалываем и даже оскорбляем друг друга на днях рождения и свадьбах, в радости и в болезни. Теперь вот умер отец, а Венди язвит. Что ж, отцу поделом, поскольку от него-то мы и унаследовали пристрастие к иронии, двусмысленности и подавлению любых чувств.

— Но это не самое худшее, — произносит Венди.

— Не худшее? Господи, Венди! Что ты несешь?

— Ну ладно, оговорилась.

— Ничего себе оговорочка.

— Он просит, чтобы мы отсидели шиву.

— Кто просит?

— А о ком мы говорим? О папе! Так папа просит, чтобы мы отсидели шиву.

— Папа умер.

Венди вздыхает, давая понять, как мучительно для нее пробиваться через непроходимую чащу моей тупости.

— Насчет шивы он прав, — продолжает она, — сейчас самый подходящий момент.

— Но папа атеист.

— Был атеист.

— Ты хочешь сказать, что он уверовал накануне смерти?

— Нет, я хочу сказать, что он умер, и говорить о нем надо в прошедшем времени.

Если этот разговор кажется беседой двух бессердечных сволочей, так это потому, что нас такими воспитали. На самом деле мы давно горюем, то сильнее, то тише, каждый по-своему; этот траур длится уже года полтора — с тех пор как отцу поставили диагноз. До этого его мучили боли в животе, но все просьбы матери сходить к врачу он пропускал мимо ушей, только все увеличивал дозы антацидов, которые и без того сосал всю жизнь, как леденцы, по любому поводу. Где бы он ни был, ковры и полы всегда оказывались усеяны блестящими обертками и напоминали мокрый от дождя асфальт. А потом в стуле у него появилась кровь.