Я прошел километра два, но казалось, что я стою на месте – пейзаж не менялся совсем. И общежитиями не пахло. Меня начинал пробирать нервный смех, и это было даже кстати – я так устал, что мандраж придал мне сил. Я шагнул вбок, перегородив дорогу маленькому мужчинке, и забарабанил:
– Извините, мне сказали, что где-то в этом районе есть общежитие…
– Да, вот туда пройдите, – и он, не глянув на меня, махнул куда-то в сторону от дороги.
Повезло, ой как повезло. Да нет, просто энергия всегда проложит себе дорогу, ничего удивительного.
Я повернул под густые деревья, под которыми стало еще темнее. Поплутал по скверу, но вышел на простор и увидел крыльцо, над которым висела квадратная табличка. Надписи «Общежитие» я еще не видел, но уже не сомневался в том, что написано именно это. А ну как там нет мест? В этот момент я как раз проходил мимо широкой голубой парковой скамьи с загнутой спинкой. Прикинул, как я на ней улягусь. Улягусь-то улягусь, а на каком свете проснусь – это вопрос.
Выдохнул и вошел в старый подъезд, ни на какое парадное не тянущий. Каморка вахтера выглядела, как окошечко в регистратуре. Я наклонился и торопливо спросил, есть ли свободные комнаты. Женщина лет пятидесяти в косынке чуть испуганно и несколько удивленно ответила «нет».
– Как нет? – и я сам услышал, что мой голос упал до шепота. Я даже сам не знаю, удивился ли я этому факту или не мог поверить в то, что мне, проехавшему полстраны, прошедшему Петербург и Эрмитаж, могли в самый ответственный момент отказать в койке. Но голос мой натурально звучал, как у обреченного.
– Так – нет, здесь же люди живут, многие семьями – по много лет… – объясняла она совсем не грубо, не издеваясь, объясняла мягко, с участием. Чем я его заслужил?
– Да мне бы одну ночь переночевать. Может быть, есть хотя бы место в комнате? – лепетал я, пытаясь хотя бы за что-то зацепиться. Потому что понимал: второго общежития этой ночью я уже не найду.
– Нет-нет, – еще мягче сказала она, – нет места.
И я больше не знал, как продолжать этот разговор. Отстраняясь от окошка, я уже неосознанно произнес:
– Что же мне делать?
Помню, что отступил на шаг и судорожно пытался соображать – понимая при этом, что больше не о чем соображать. Что остается постоять тут минуту, отдышаться и гулять в сторону голубой скамейки. Еще подумал тогда с досадой: как некстати сейчас эта гитара – ну вот куда ее? Под скамью? Сопрут же…
– А тебе что – совсем некуда идти?
