Бабкин потянул Горобца за стол, усадил рядом, тут же налил водки, предложил:
— Рюмочку, за радостную встречу.
— Пожалуйста, не угощайте, — взмолился инженер. — Не могу, не могу, тороплюсь на станцию.
— Вышибли?
— Освободили, — вяло поправил Горобец пьяненького Бабкина.
— Все едино, выпьем по этому поводу, как никак друзья по несчастью. — Бабкин принес еще бутылку подкрашенной водки.
Да, что-то общее было в их судьбе: Бабкин сбежал из совхоза, не проложив ни одной борозды на целине, а Горобец уехал, ничего не построив. Словно бы покоренный этим обстоятельством, Горобец вдруг схватил стакан к к явному удовольствию Бабкина выпил.
— Узнаю почерк целинника, — похвалил Бабкин. — Трудится патриот за двоих. Не унывай, дорогуша! Степь живет своими законами, они для нас с тобой оказались чуточку в тягость… Выше нос, прораб. Тебя не имели права выгнать. Жалуйся и восстановят. Ты же номенклатурный.
— Я? — Горобец стукнул себя по тщедушной груди. — Нет, мне ничего, брат, не страшно. Мокрый дождя не боится. — Он потряс кулаком. — Они еще узнают Горобца, я покажу… Директора совхоза и секретаря парторганизации снимут. Это говорю я, Горобец!
— Снимут! — подтвердил Бабкин, — а нам памятник на целине поставят. На граните его напишут такое, что потомки, читая, будут молиться и плакать. Вот слушай, сам сочинил о нас с тобой:
Здесь были те,
Кого дорог обманчивый узор,
Запутанный капризной силой рока,
Петлял по закоулкам жизни
И привел в пустыни необжитого Востока!
— Выпьем! — предложил теперь уже Горобец, и Бабкин послушно наполнил стаканы. Дрожкин смотрел на них молча и тревожно. Горобец угрожающе заскрипел зубами. — Они еще узнают меня!..
— Волноваться, дорогуша, вредно, береги здоровье, — посоветовал Бабкин.
— Вредно? — удивленно уставился на него Горобец. — И жить вредно. Жизнь несет смерть. Она придет и за тобой, и за мной, и за ним… Жизнь коротка, торопись от нее больше взять. Торопись!
— И возьму, — заверил Бабкин и начал рассказывать о том, как он устроился в ателье мод. Он сказал, что определился кладовщиком. Тут Дрожкин вспомнил, что ему он говорил, будто поступил заведующим… А Бабкин продолжал: — Поработаю полгодика, назначат заведующим. А там — извольте, патриот Бабкин… — Бабкин застучал пальцами по столу и запел:
Эх вы, червончики, мои червончики,
Где вы растете, в каком саду…
— Сопляк! — вдруг зло прошипел Горобец.
Бабкин насторожился.
— Хочешь, определю заведовать строительными складами, — распаляясь, говорил Горобец, — если в тюрьму, вместе. Большая монета будет. И мы ее будем черпать, черпать… Деньги! Пока они есть, ты человек. Не будет денег, перестанут с тобой здороваться, перестанут узнавать… Я стоял на коленях перед бабой, даже слезы пролил. А почему? Нужны были деньги. И вот женился на… шикарной дачке под Москвой. Дачка оказалась у меня в кармане, а бабу пустил по миру. — Горобец мигал белесыми ресницами, голос его срывался. — Своя рубашка ближе к телу, эта пословица еще не терпела поражения. Расчищай дорогу для себя локтями, кулаками, а если надо — зубами. Там, где нужно, бери горлом, не помогает — бери и за горло.
