— Говори!
— Что это? — спросил безразлично Ян, словно не знал, чего от него хотят.
— Да не томи людей! — потребовал Букреев.
— А-а, вы об отъезде… — все так же вяло сказал Калянс, не прекращая возиться с чемоданом, довольный тем, что так ловко разжигает любопытство своих друзей. Все ждали. Опасаясь, как бы не переиграть, он, наконец, медленно заговорил, наслаждаясь нетерпением слушателей: — Вызвал, значит, к себе директор. Иду, прикидываю: зачем это я понадобился?
— Всю душу вымотает, — возмутился Дрожкин.
Калянс поднялся:
— Не люблю, когда меня перебивают. Пойду прогуляюсь.
Букреев взял его за плечо.
— Что сказал директор-то?
— Ладно, если уж так просите, могу рассказать. — Калянс сел на кровать. — Иду, стало быть, по улице. Смотрю на часы, вот на эти самые. Восемь! Эх, смекаю, в общежитии, наверно, анекдоты начали рассказывать. Миша Букреев, поди, уж храпака задает. А тебе, Калянс, придется сидеть в конторе и слушать скучные речи. Доля, думаю, тебе такая нескладная выпала, но ничего не поделаешь: назвался груздем — полезай в кузов.
— А ты, Ян, без лишних подробностей, — нерешительно попросил Букреев.
— Какие уж подробности? Шел я минут десять, а вам и пяти минут еще не рассказываю. Нет, подробности я опускаю. Только о главном… Добрался скоростным методом до конторы. В окнах свет. Слышу голоса. Нет, решаю, не пойду я туда. Повернул на сто восемьдесят градусов оглобли и по знакомой тропинке — к общежитию. К чему мне разные там совещания?
— Кулаки чешутся, — тихо, как бы самому себе, но внушительно сказал Букреев.
— С тобой это случается, Миша… Вошел в контору, батеньки мои, а там уже все сидят — и бригадиры, и директор, и Денисов, и инженер, и агроном…
— Ну и заливает! — восхитился Дрожкин. — Шел к общежитию, а попал в контору.
— Так я об общежитии только подумал, — улыбнулся Калянс. — Однако за внимание тебе, Коля, пятерку. Ладно, пришел. Смотрю, куда бы укрыться, чтобы можно было подремать. Забрался в уголок. Директор все же увидел меня. «Раз, — говорит, — Калянс пришел, то совещание откроем». И тут все посмотрели в мою сторону. На месте мне провалиться, вот так и было.
Он, казалось, уже подошел к тому, что интересовало всех, но снова замолчал и взялся за упаковку чемодана.
— Изверг, не человек! — проворчал Букреев.
Тут Калянса будто прорвало, он заразительно захохотал. И, вытирая заслезившиеся глаза, всем своим видом доказывая, что потешаться ему надоело, что он уже больше не шутит, сказал:
