Юлька же потешалась про себя. Она уже давно прочитала адрес на какой-то квитанции, которую Лавров оставил на сиденье в машине, и прекрасно понимала, что сейчас находится в двух шагах от его дома. Озадаченное выражение Диминого лица заставляло подозревать, что он понятия не имеет, как бы поделикатней пригласить девушку к себе.
— Ну что, пойдем?
— Если ты больше ничего не хочешь… Может, еще мороженого?
— Мне фигуру беречь надо.
— Ага, для Голливуда! — понимающе кивнул Лавров и тут же получил чувствительный тычок под ребра. Он не успел обрадоваться этому интимному жесту — Юля ойкнула и остановилась.
— Ногу подвернула, — пояснила она Диме.
Пол в кофейне был гладкий, немудрено было поскользнуться. Тем более на таких шпильках.
— Дима, не смей брать меня на руки! Я вполне в состоянии передвигаться сама!
— Эмансипе, да? Смотри, распухнет — провалишь завтра съемочный день.
— Знаешь, ты прав. Нам нужно доехать до аптеки, купить какой-нибудь гель от растяжений. У меня есть, только дома. То есть у Жанны.
— Нет, к Жанне мы не поедем. Купим в аптеке. Только вот что: давай мы сейчас зайдем ко мне ненадолго.
— Ну хорошо, — удивленно ответила Юля.
— Вот это да-а, — протянула Юлечка, едва переступив порог его дома. — И ты живешь тут один?
— Нет, это коммуналка, — попытался пошутить Лавров, но ему тут же стало стыдно. Девочка и в самом деле не представляет, чтобы один человек мог занимать собственной персоной несколько комнат…
— Давай я тебе все покажу, — предложил он.
— Сначала дай попить, — вздохнула Юля. — И я ногу потянула, ты забыл?
Вообще-то она сама уже забыла.
На кухне Юля заозиралась совсем уж растерянно — никогда не видела, должно быть, чтобы один из уголков был оборудован под стойку бара. Грациозно присела на высокий табурет и стала ждать, когда Лавров нальет сок в высокий бокал, переливающийся, как мыльный пузырь. Сок был холодный, стенки бокала запотели. Осторожно, чтобы не расплескать, Лавров пошел к Юле, не отводя глаз от желтой, колеблющейся жидкости, налитой в бокал.
Юля приняла у него из рук бокал, отпила глоток ледяной жидкости и поставила на стойку. Лавров теперь зачарованно смотрел на нее — на увлажненные, блестящие губы, на фиолетовые глаза, которые стали вдруг еще темнее, еще ближе… Придвинулись — захлестнула фиолетовая глубина, невыносимая сладость, и, чувствуя слабость и дрожь в ногах, чувствуя себя так, словно весь мир рухнул в тартарары и остался только один маленький кусочек — тот, на котором и стоят они теперь, — Лавров с трепетом совершенного счастья прикоснулся губами к Юлиным губам.
