Начало легенды | страница 17
Потом он окликнул проходившего мимо Байдалина.
— Кто есть А-гаш-ка Даш-кофф? — медленно спросил он, с трудом выговаривая русские слова.
— Агафья Исаевна Дашкова, фатер, есть председатель колхоза, героиня труда, уважаемый всеми человек! — отчетливо, без тени улыбки, ответил Байдалин.
Лоренц недоверчиво покачал головой. Потом, немного помолчав, с улыбкой уставился на солдата.
— Вы — там, сегодня, идти на моя собачья будка и смеяться! Даст ист гут! Смеяться — карашо! — и сам он рассмеялся хриплым, прерывистым смехом.
— Нет, фатер, — все так же серьезно продолжал Байдалин, — нельзя сказать, что это собачья будка. А вот на кутушок ваша избушка здорово смахивает.
— Что есть кутушок?
— Кутушок — это курятник, дом для птицы, для кур, — пояснил Байдалин, неожиданно краснея, что случалось с ним не часто. Надо сказать, та «яичная операция», кроме того, что окончилась неудачей, принесла нашему товарищу немало неприятностей: нравоучительный разговор с майором Чеботаевым, критику на комсомольском собрании, заметку в стенной газете.
— A-а, рихтиг, рихтиг![4] — согласился Лоренц, опуская голову и не замечая смущения своего собеседника. Потом он тихо сказал сам себе, на своем языке, должно быть, в ответ на собственные думы: «Куры, да куры! Бескрылые, беззащитные птицы! чтобы жить по-человечески — надо быть орлом!»
Байдалин уловил его мысль. Он легонько хлопнул старика по плечу и одобрительно промолвил:
— Верно, фатер! Крылья расправлять — вот что надо вам делать!
На крыльцо вышел майор Чеботаев. Он услыхал то, что сказал Байдалин, усмехнулся.
— Гутен абенд, фатер![5]
— Гутен абенд, герр майор, гутен абенд!
Винцент Лоренц встал со скамейки, снял с головы поношенную шляпу. Офицер подал ему руку, которую тот горячо пожал.
— Сидите, сидите! — и сам сел рядышком с батраком.
— Значит, крылья расправлять? — спросил он по-немецки. — А ведь верно говорит солдат, очень верно!
Чеботаев говорил с Лоренцем только на его языке.
— О, товарищ майор, — воскликнул старик. — Хороших слов и мы знаем немало. Вот, к примеру, у нас говорят: тот не кузнец, кто боится дыма. Часто я задумываюсь над этими словами и нахожу, что они правильные.
— Мудрые, — согласился майор. — Только произносить их следует несколько иначе: мы — кузнецы своего счастья и мы не боимся дыма битвы!..
Лоренц с минуту попыхивал трубочкой, раздумывая над тем, что сказал майор. Потом улыбнулся и промолвил взволнованно:
— Да, да! Все дело в том, чтобы так сказали все мы, чтобы каждый в душе своей почувствовал себя кузнецом, которому не страшны ни дым, ни огонь!..