Женщина в Гражданской войне - Елена Кузнецова, Василий Власович Дюбин

М. Шейко

В ЗАСТЕНКЕ У БЕЛЫХ

Арестовывать меня, слабую женщину, пришли шесть вооруженных человек. Я как раз приехала с огорода. Было нас на одной подводе шесть женщин: мать моя, три снохи, сестра и я — шестая. Мы подъехали к дому, въехали во двор. Белые меня и в комнату не пустили, а приказали следовать за ними. Меньшая дочь бежала следом за мной и плакала, просила ее взять, но белые наставили винтовки на семью и стали кричать: «Разойдись, будем стрелять!» Дочь отвечала: «Хоть убейте, но я пойду за мамой».

Когда меня привели в штаб, там сидели четыре офицера, в погонах, все на них блестит. Конвоиры доложили офицерам о моем приводе. Спросили, как моя фамилия. Меня отвели и посадили в тюрьму. Ко мне привели Соколову Татьяну и Гулаеву. Мы сидели месяц.

Белые в боях потерпели поражение. И вот утром нас начали пороть. Меня разложили вниз лицом, один сидел на голове, а другой сидел на ногах. Чеченцы бить отказались, заявив, что они не могут пить крестьянскую кровь. Их избили и выгнали. Три белых казака взяли плети и начали меня сечь в три плети. По левую сторону сидели офицеры и полковник — всего человек восемь. Когда били, я стонала. Они смеялись. Я начала просить: «Убейте меня, но не мучайте». Но они опять громко издевательски смеялись и говорили: «Мы тебя проучим, как быть комиссаршей. Закажи всем комиссаршам, что будет всем то, что тебе, миленькая». Когда кончили сечь, я встать не могла. Казак ударил через голову по лицу два раза плетью. Все пропиталось кровью. Висели клочья кожи и мяса. Меня бросили в тюрьму, прямо на земляной пол, расстелив шубу. Из ран сочилась кровь, и я без перевязки лежала, без движения четыре дня. Вся на мне одежда пропиталась кровью, ссохлась на мне кровь, кусками застыла. Когда меня бросили в помещение, у меня был сильный жар. Речь отнялась, губы запеклись кровью и ссохлись, я рукой подзывала патрульного. Он украдкой давал мне пить воду, я выпила полведра холодной воды. Мой племянник был мобилизован белыми и стоил на часах. Моя мама пробралась к нему и известила, что тетя, сеченая, лежит и умирает. Племянник попросил полковника, чтобы избитую, умирающую тетку разрешили взять домой и дома ее похоронить. Маме дали пропуск на мое освобождение для похорон меня. Мама выпросила дроги, и меня кинули на подводу, почти мертвую, как полено, ноги болтались. Мать меня привезла к себе домой. За подводой шли два патрульных с винтовками. Дома сбежались все родные, знакомые и соседи. Народу пришло меня хоронить много — полон двор, и в хате полно. Но я не умерла.