Я стал рубать хлеб с вареньем, а папа положил мне на плечо руку и сказал:
– Завтра едем кое-куда.
– Пунштажачеия…
Это я сказал «пункт назначения».
– Русь, – веско ответил отец.
– Чего?
– Русь, сынок: есть такое место – Русь.
На автостанции папа был какой-то стремный. Сидел, закрывшись газетой и, когда мимо нас прошли два маленьких полицейских, втянул голову в плечи. Автобус за нами приехал в девять утра. Мы сели на задние сиденья и поехали.
– Так все-таки, куда же мы едем? – спросил я через час.
Папа замямлил, и я понял, что он толком и сам не знает. Однако через час, когда в автобусе осталось меньше половины народу, папа стал присматриваться и делать во время остановок порывистые движения. Наконец, еще через полчаса, он вскочил, схватил меня за руку и с криком (папиным): «Вроде здесь!» – мы выскочили из автобуса.
Та еще была деревенька. Три дома и борщевик. И я совсем уже было отчаялся, как вдруг увидел, что папа мой становится все более уверенным в себе – и вообще тащит меня за руку.
– Вот в этом доме жил один странный тип, – заявил папа. – Кажется, он тогда был с нами… Или нет… Но совершенно точно, мы подвозили его на машине. Хотя в конце его с нами уже не было. Он точно должен что-нибудь знать!
Я ничего не понял, но для солидности кивнул.
Странный тип не сидел дома, а копошился в огороде.
– Здравствуйте! – поприветствовал его папа.
Но тип даже плечом не повел.
– Эй, ты че, – просипел какой-то алкаш, который, пошатываясь, проходил мимо нас. – Это же наш… Эт-та… Любитель старины. У него же шарики за ролики…
– Точно-точно, – кивнул отец. – Я помню, что он был странноватый.
– А потом совсем тронулся, – кивнул алкаш. – Пропал на неделю, вернулся – и разговаривать перестал. Живет сам… себе… Сам в себе… Слышь, дай на бутылку.
Папа развел руками. Алкаш тут же потерял к нам всякий интерес и отправился по деревне дальше.
Стало ясно, что любитель старины ничего нам не расскажет, а следовательно, мы приперлись в эту глушь совершенно напрасно.
Настроение испортилось, и особенно скверно, что у папы снова стали бегать глазки. Упырь еще этот по деревне рыщет… Надо было что-то делать.
– А кто живет в третьем доме? – вдруг ляпнул я.
Папа внимательно посмотрел на меня.
– В первом доме – дурак. Во втором – алкаш. В третьем… – А пошли посмотрим, – решительно кивнул родитель.
Я поправил на спине рюкзак, и мы отправились в третий дом.
– Тук-тук-тук! – пробурчал папа, открывая дверь.
Меня всегда «умиляло» это его свойство. Спросит: «Можно я возьму твой карандаш?» – а сам его уже сломал.
