— Пэй! — сказал Амир и сверкнул глазами.
Эстонец пригубил.
— Пэй до дна! А то зарэжу! — и Амир заскрежетал зубами.
Эстонец задрожал, кое-как дотянул до дна, добрался до койки и проспал двое суток.
Однако с тех пор подобрел. И как-то пригласил нас в кафе на бутылку сухого вина. Мы переглянулись.
— Четверо на бутылку сухого вина! — цвиркнул Амир сквозь зубы.
У нас была суровая дружба. Пришлось отказаться.[43]
Год от года шум и табачный дым надоедал, и[44] мы выезжали в Подмосковье. Лес, река, палатка и костёр. Тишина!.. Помню, кто-то из нас пошёл за водой и по задумчивости зачерпнул ведром лягушку[45]. Мы уселись у огня, предвкушая чай с дымком. Но, как только вода нагрелась, из ведра через наши головы сиганула лягушка. Девчонки в визг, парни в крик. «И-и!», «Какой прыжок!» Всяк кричал своё. Я помалкивал. Прыжок как прыжок. Я знавал и не такой прыжок. Это случилось со мной.
11 октября 1967 года я сидел один, грезил наяву и что-то писал[46]. Вдруг стук в дверь. Оборотясь, кричу: «Войди, если не сатана!» Вошёл студент и говорит:
— Собралась круглая компания[47]. Мы пригласили девиц из города, но один из нас отключился, и вышла недостача. Ты свободен?
— Я готов, — и пошёл за ним.
Вошёл и вижу: четыре девицы, трое наших, четвёртый спит, и я, опять же четвёртый, готов и спрашиваю:
— Которая красавица?
— Это я, — отвечает одна и улыбается.
Была не была! Хлопнул стакан водки, потом ещё[48], музыка играет, мы танцуем. Окно стало вечереть. «Здесь ничего не видать, — замечаю, — пойдём, я тебе покажу свою комнату». Она согласилась: была подвыпимши[49]. Едва мы вошли, я запер дверь и ключ в карман. Делать нечего, но слава богу, что не поэтесса: известно, молодые поэтессы не умеют целоваться. Я осмелел, хочу поцеловать её в губы[50]. «Нет», — говорит она на мою смелость и вьётся, как змея, даже лица не разглядеть. «Это никуда не годится!» — говорю, обидевшись. И опять то смелею, то робею. Ничего не выходит. Мне даже в голову громом ударило. «Или — или!» — кричу. «А что такое?» — спрашивает она и смеётся. Я говорю: «Или я прыгаю из окна!» Она стала, подбочась, и делает ручкой: «Ну так прыгай». Я распахнул окно, вскочил на подоконник[51] и глянул вниз. До земли далековато: шесть этажей. Но отступать от слова было нельзя[52], и я прыгнул. Конечно, я немного схитрил и прыгнул вдоль стены[53] — на водосточную трубу, до которой был добрый шаг от окна. Я схватился за водосточную трубу, но не удержался и, обдирая рукава и брюки, стремительно полетел вдоль трубы вниз. На уровне четвёртого этажа (я успел это заметить) моя нога застряла в узком промежутке между стеной, скобой и трубою. Я провис так, что моя застрявшая ступня оказалась выше головы.
