— Иван, ты помнишь, как мы пили на Кавказе с грузинами?
— Помню, — улыбнулся Иван, — дюжие были грузины. Я сразу свалился, а ты пил до тех пор, пока не свалились все грузины. Встряхнул меня и потащил на себе в гостиницу. Силён ты был.
— Сейчас не то, — вздохнул Алексей Петрович.
— Не то, не то, — повторили голоса. Чтобы их перебить, он снова обратился:
— Иван, расскажи что-нибудь про свою деревню.
Тот нахмурился:
— Была деревня, и не стало деревни.
— Расскажи, как не стало деревни.
Иван стал рассказывать, а он пил кипячёную воду, вставлял слова, снова слушал. Голоса молчали. Рассказ Ивана кончился.
— Жаль! — сказал он.
— Жаль, жаль, — мгновенно произнёс посторонний голос и прогнусил: — Спускайся вниз.
Алексей Петрович ринулся в ванную, открыл кран, подставил уши под бьющую водяную струю, зажал уши пальцами. Голос пропал. Он ослабил один палец, из-под него пискнул голос:
— Вода не поможет.
Алексей Петрович плотно обмотал полотенцем голову. Голос прорвался с шипением:
— Полотенце не поможет.
Он вернулся на кухню. Он уже выкурил все сигареты. Иван был некурящий и в доме курева не держал. Голоса одолевали. Алексей Петрович налил в чашку последнюю воду из чайника, подумал: «Вот последняя чашка!»
— Последняя чашка, — произнесли голоса, — допивай и спускайся вниз.
Алексей Петрович сидел и думал.
— Он думает, — сказал глумливый голос, — он думает. Дурак, всё равно ничего не придумает.
— Он не дурак, — произнёс другой, властный голос. — Он ищет выход. Укоротим ему поводок.
Алексей Петрович напряг свою мысль: «Они действуют механически. Я бы задавил их образным мышлением, но не могу, оно наглухо забито их тупыми повторами. Попробую действовать, как они, механически».
Он начал выкидывать штуки. Тряс и вертел головой во все стороны, задерживал и с шумом выпускал дыхание, бил языком о зубы. Поджав нижнюю губу, дул в подбородок, шлёпал губами, издавал дикие недолжнораздельные звуки. Голоса молчали и ждали, когда он устанет. И он устал. Когда он замолк, голоса воспроизвели вслух последнюю часть его тарабарщины и замолчали, а потом один голос жутко шепнул ему на ухо:
— Пора сдаваться. Спускайся вниз.
Иван сидел напротив, мрачнел и всё ниже опускал голову. Алексей Петрович знал, что он думает. Сдаваться он не желал и взорвался горьким признанием:
— Ну, понимаю! Я много пил. Я ослаб, и что-то ко мне прицепилось. Оно вцепилось и ходит со мной уже тринадцать часов. Каждую минуту я жду, что отцепится, а оно не отцепляется. Ложное, пошлое, заурядное — так невероятно!.. Я знаю! Я сам себе наказание!
