– А себе?
Я одета в чёрно-серое, как послушница волосы заплетены в тугие косы и повязаны белой косынкой. Вряд ли к такому наряду подойдёт венок. Но Лэсси смотрит выжидающе.
– Хорошо, и себе, – обещаю.
– А господину Уэнберри? – дети, порой, и не понимают, как жестоки.
– Вряд ли он что-то возьмёт из моих рук… Тем более такую глупость, как венок.
Лэсси топает ножкой.
– Ты должна! Он ведь так любит тебя!
– Любит? О, Лэсси, ты ещё слишком…
– Нет, – и в глазах дрожат слёзы, – я не настолько маленькая, чтобы увидеть любовь. Он же там, весь в крови был, а тебя тащил на руках и отдавал распоряжения, куда доставить и какую помощь оказать. А когда ты болела тут, приходил и сидел у твоей кровати. И так смотрел на тебя! О, как он смотрел! Как та кошка, когда я забираю у неё котёнка. Словно тоже боялся, что тебя у него заберут! Но ты злая, злая и неблагодарная! Даже венка ему не хочешь сделать.
Тяжело дышать, плюхаюсь на траву, мну лиф, желая содрать это строгое, закрытое платье. Потому что правда обрушивается враз, из уст младенца и давит непомерным грузом.
Он любит меня?!
Тогда почему так холоден его взгляд и так колючи слова? Если он любит меня, то почему же мне так больно при одной только мысли о нём? Я читала о бабочках в животе, а у меня – лишь горечь полыни на губах. Разве любовь бывает такой?
Ветер треплет упрямые пряди, не захотевшие лечь в рисунок косы, бросает мне их в лицо и шепчет: бывает…
Я верю ему.
Я верю Лэсси.
Но моё сердце плачет.
– Хорошо, – говорю, когда обретаю возможность дышать, – я сплету венок и ему. Из самых ярких цветов.
– Ты ведь тоже любишь его? Ведь, правда? – и смотрит так, будто нет ничего важнее моего ответа.
Но я не знаю, что сказать. Моё глупое сердце в слезах, так не бывает от любви.
– Не знаю, – пожимаю плечами, – но обещаю тебе: постараюсь полюбить.
Лэсси грозит пальчиком: смотри мне! – и убегает собирать цветы.
***
Я выгляжу глупо с этим венком на голове. И ещё большую глупость совершила, когда поддалась на уговоры девочек – а они потом собрались все и начали хором! Вот теперь стою в гостиной, обставленной в стиле кантри, и пялюсь на затылок Бэзила. Мой суженый, как все твердят, что-то просматривает на клавиатурном экране. Немного инфернальный в голубоватом свечении, как будто активировал свою силу салигияра и охвачен синим огнём.
В раскладе девочек всё просто: побежала, надела на голову и… совет да любовь. А в реале – стоишь и просчитываешь: убьёт сразу или потом.
