. Я всегда восхищался его Сатаной.
— А я до Мильтона так и не доучилась, — покаялась Виктория. — Только ходила смотреть «Комус»[103] в «Седлерс Уэллс»[104], и это такая красота! Марго Фонтейн[105] танцевала, похожая на ледяного ангела.
— Если бы ты была рабыня, Виктория, — сказал Эдвард, — я бы тебя освободил и взял в свой гарем, вон туда.
Он показал пальцем в сторону развалин. У Виктории сверкнули глаза.
— Кстати о гареме… — начала она.
— Как твои отношения с Катериной? — поспешно перебил ее Эдвард.
— Откуда ты узнал, что я подумала про Катерину?
— А что, ведь угадал? Нет, правда, Викки, я хочу, чтобы вы с Катериной дружили.
— Не называй меня Викки.
— Хорошо, Черинг-Кросс. Я хочу, чтобы вы с Катериной подружились.
— Надо же, какие мужчины все безмозглые. Обязательно им, чтобы их знакомые девушки хорошо друг к другу относились.
Эдвард, который лежал, сцепив ладони под головой, сел.
— Ты все неправильно поняла, Черинг-Кросс. И разговоры твои про гарем просто дурацкие.
— Ничуть не дурацкие. Все эти девицы так на тебя пялятся, прямо едят глазами. Меня это бесит.
— Ну и чудесно, — сказал Эдвард. — Мне нравится, когда ты бесишься. Но вернемся к Катерине: почему я хочу, чтобы ты с ней подружилась? Потому что именно через нее, я убежден, можно будет добраться до всего того, чем мы интересуемся. Она явно что-то знает.
— Ты вправду так думаешь?
— Вспомни ее слова про Анну Шееле, которые я случайно услышал.
— Да, я совсем забыла.
— А как у тебя с Карлом Марксом? Результаты есть?
— Да нет, никто ко мне не бросился и не пригласил присоединиться к пастве. А Катерина вчера даже сказала, что меня вообще не примут в партию, потому что я политически совершенно не сознательная. Ей-богу, Эдвард, читать это занудство у меня в самом деле мозгов не хватает.
— Так ты политически несознательная? — рассмеялся Эдвард. — Бедняжка Черинг-Кросс! Ну и ладно, Катерина, может быть, и умная до невозможности, и горит огнем борьбы, и политическое развитие у нее высокое, а мне все равно нравится одна простенькая машинисточка из Лондона, которая не в состоянии напечатать без ошибки и слова, если в нем больше двух слогов.
Виктория вдруг помрачнела. Шутка Эдварда напомнила ей странный разговор, который у нее произошел с доктором Ратбоуном. Она рассказала о нем Эдварду. И он принял его гораздо ближе к сердцу, чем она ожидала.
— Дело серьезное, Виктория. Очень серьезное. Постарайся вспомнить дословно, что он говорил.
Виктория как смогла точно воспроизвела слова Ратбоуна.
