— Представь себе, об одной женщине, дорогая.
— О женщине? — На эти слова Мирей среагировала очень живо. — О какой-то другой женщине, да?
— Не волнуйся, это лишь фантом, видение. Образ сероглазой леди.
— Когда ты с ней познакомился? — резко спросила Мирей.
Дерек Кеттеринг хмыкнул.
— Я столкнулся с ней в коридоре отеля «Савой» меньше часа назад.
— Ну, и что она сказала?
— Насколько я помню, я сказал «Простите», а она ответила «Пустяки» или что-то в этом роде.
— А потом?
Кеттеринг пожал плечами.
— Потом… ничего. Инцидент, как говорится, был исчерпан.
— Я абсолютно не понимаю, что ты хочешь всем этим сказать, — заявила Мирей.
— Сероглазое видение, — задумчиво пробормотал Дерек. — Что ж, вряд ли я увижу ее вновь. И слава Богу.
— Почему «слава Богу»?
— Она может принести мне несчастье. Женщины обычно приносят несчастье.
Мирей тихо соскользнула с дивана, подошла к нему и обвила его шею длинной, похожей на змею, рукой.
— Какой ты глупый, DereeK, — прошептала она. — Ты ужасно глупый. Ты beau gaston, и я обожаю тебя, но я не создана для бедности, понимаешь, не создана. Но послушай, что тут мудрить. Ты должен договориться с женой.
— Боюсь, что это, как говорят политики, бесперспективно, — сухо сказал Дерек.
— Не понимаю.
— Ван Олдин, дорогая, из тех людей, которые не меняют своих решений.
— Я слышала про него, — кивнула Мирей. — Он, кажется, очень богат. Чуть ли не самый богатый человек в Америке. Несколько дней назад в Париже он купил лучший в мире рубин — «Огненное сердце».
Кеттеринг не ответил.
— Это замечательный камень, — задумчиво продолжала танцовщица, — камень, которым пристало владеть такой женщине, как я. Я люблю драгоценные камни, DereeK, они много значат для меня. Подумать только, «Огненное сердце»!
Она вздохнула:
— Ты не понимаешь этого, DereeK; ты ведь мужчина. Ван Олдин наверняка подарил эти рубины дочери. Она его единственный ребенок?
— Да.
— Значит, когда он умрет, она получит все его деньги. Она будет богатой женщиной.
— Она уже богатая женщина, — сухо ответил Кеттеринг. — Когда она выходила замуж, он положил на ее счет два миллиона.
— Два миллиона! Но это же великолепно. А если бы она вдруг умерла? Все досталось бы тебе?
— При теперешнем положении вещей, разумеется, да, — медленно проговорил Кеттеринг. — Насколько мне известно, она не писала завещания.
— Mon Dieu![26] — воскликнула танцовщица. — Если бы она умерла, все наши проблемы были бы решены.
После минутной паузы Дерек Кеттеринг вдруг расхохотался.
