Слезы неприкаянные | страница 6
Степан выложил на стол из вещевого мешка полбуханки ржаного, бутылку початую.
— Ну, давай, старуха, выпьем за вояку твоего, что ни жив ни мертв вернулся, давненько не сиживали вот так. Не помощник я теперича тебе, переломан весь…
Степан помнил еще хлебосолье за большим, в три сажени ореховом столом, с родичами всеми, с горячей бараниной в деревянных мисках, с ситниками, сотовым медом и брагой. Где это теперь, за какие дали заволокло навечно ту жизнь?
— Да ты погодь, Степа, передохнешь маненько, оправишься, руки, ноги при тебе, и то ладно. Баба Матрена, как свидимся, все о тебе вспоминает, не по силам ей коневодством-то колхозным управлять.
Со дня основания колхоза в Ермолаевке числился Степан главным конюхом, любил это дело и толк в коневодстве знал. На лице его проступила еле заметная улыбка.
Глава 4
На следующий день пошли люди. Но радости эта встреча не принесла никому. Здесь хорошо помнили тот страшный день, когда на двух грузовиках увезли прямиком на фронт всех деревенских мужиков. Только Степан, служивший когда-то егерем, мог управиться с ружьем. И вот теперь, ему придется отвечать за всех, за тех, которые уже не вернутся.
Чем мог утешить Степан овдовевших баб, осиротевших детей? Так и уходили, не договорив наболевшего, кто в слезах, кто с затаенной завистью. Не знала и Авдотья, как поделиться своим счастьем с людьми.
— Ты попервой скажи мне, мать, от детей вести какие, — нарушил грустное молчание Степан.
— Ой, Степа, не знаю я покоя от беды этой, сказывают, что где-то в Сибири маются оне, а разыскивать начальство колхозное не велело, мол, хуже будет.
— Куда уж хуже, — задумчиво вторил ей Степан и замолчал…
— Ну а что за жители у нас такие завелись?
— Степ, да ты не пужайся, то выкуированные. Раскидали их по всей деревне. Мальчонка и девчушка, что постарше, — хворая она, из дома не выходит, а мать их в поле снопы вяжет. Из Москвы, сказывают, приехали. Мать детишек музыкантша, а мастерица такая! Во, глянь, какую блузу из старой поддевки твоей мне скулёмала.
Авдотья прошлась по избе и так, и эдак… Ох, как ночами бессонными хотелось ей порой выплакаться на грубой, шершавой груди Степана. Бог милостив, услышал-таки ее заклинания, но отвыкла баба от ласки мужицкой и теперь не знала с чего начинать новую жизнь.
— Оне хоть и евреи, но люди добрые, — с некоторым страхом, пытаясь утешить Степана, вновь заговорила Авдотья.
Степана передернуло от этих ее слов.
— Евреи, говоришь? — сурово перебил Авдотью Степан. — О татарах, о мордве слыхивал, а об этих что-то не припомню.