— Изя, да ты руби чуток покороче, в печи поленья не уместятся, — раздался голос из избы.
Дрогнуло сердце Степана, и только теперь, услышав знакомый голос, он легонько тронул калитку, вошел во двор, осмотрелся, снял с плеча вещевой мешок, взял из рук мальчонки топор, примерил к руке топорище, плюнул, растер меж ладонями, рубанул с плеча древесину наискосок… Не получилось, голова вновь пошла кругом. Степан присел на завалинку, припал к бревенчатой стене. Мальчонка настороженно глядел на неожиданного гостя.
— Как звать-то? — нарушил тревожное молчание Степан.
— Изя.
— Изя, говоришь. А по батюшке-то как?
— Ицковичи мы.
— Ну, ну… А где мастерству-то дровосецкому так навострился?
— Баба Авдотья выучила. Она здесь одна, а я ей помощником стал.
Заслышав разговор, выбежала на крыльцо Авдотья, в чем была, с ухватом в руках, и застыла в оцепенении. Затем всплеснула руками, дважды перекрестилась.
— О, Господи! Вот кто к нам пожаловал, вот кого кот давеча приворожил!..
Бросилась Авдотья к Степану, да только слезу одинокую выдавила, утерлась концом платка холщового, не осталось слез, все выплакала бессонными ночами.
Опершись на костыль, Степан тяжело поднимался по ступенькам скрипучего крыльца, прислушивался. Забытые, ушедшие в никуда шорохи, звуки вновь обступали его. В прихожей холодно. В сенях пахло сырой корой дров, заготовленных на топку. Старинная икона божьей матери с мертвым Иисусом на коленях чернела в углу. Каждая дощечка была знакома ему здесь, каждый гвоздочек. Заботой родителей Степана, его руками было выстрадано жилье. Запах натопленной печи, деревенского варева почуял Степан с порога, глубоко вздохнул, остановился.
— Че притолоку-то подпираешь? Проходи, чай не в чужой дом явился.
Авдотья помогла Степану скинуть шинель, раскрутила портянки, повесила сушить на край печи. Затем прильнула к ногам Степана, размяла его заскорузлые пальцы, натянула носки шерстяные, ею вязанные.
Скрипя половицами, Степан обошел всю избу, заглянул в чулан. Над верстаком покрытый ржавчиной инструмент знакомый, ларь с солью, кадушка с пшеном на донышке, позеленевшие от времени подсвечники. По шатающейся лестнице взобрался на чердак. Под крышей пожухнуть еще не успели веники березовые. Степан раскрошил, растер меж пальцами сухой лист, горьковатый запах осеннего леса дурманил его.
Авдотья шла за Степаном по пятам, придерживая его под локоть. Сколько раз грезила она такими минутами радости и молилась. Сбудется ли? Все сохранила, все уберегла, оценит ли? — вот что бередило ей душу сейчас.
