Бремя имени | страница 28

И вдруг спало с меня покрывало ужаса — я увидел перед собою Сион. В виноградниках нежились умытые росой лозы, белые дома лепились к горе, и резкий крик осла пропадал в синеве неба…

Я подхожу к дому лекаря. Но шаги мои осторожны, словно еще чего-то жду. И вдруг я на что-то наступил! Боже мой! При свете светлячков я вижу тело Гиршля!.. Не знаю, как я, отшатнувшись, бежал оттуда. Но зато хорошо помню, что за мной, крича, стеная и ломая руки, бежали тысячи погибших моих предков! Они неслись за мной — те, кого впервые обожгло горе, и те, чьи давно позабытые мучения продолжали терзать меня, их неведомого потомка и сына!.. Я вдруг ощутил смертельную усталость и равнодушие к жизни. Я стоял под ливневым дождем и, стуча зубами, кричал:

— Беги! Беги отсюда! Будьте вы прокляты, мои дни и мои ночи! Будьте вы прокляты, мои надежды, моя жизнь! Беги! Беги отсюда! — кричал я самому себе. Но некому было слышать мои крики под шумом падающего с неба потока воды…

Вскоре дождь прекратился, и утих ветер. Где-то вдалеке снова палили пушки. В город входили красные…

1936

Я вышел на улицу. Стоял месяц элул[39]. К вечеру похолодало, и у меня озябли ноги. Ветер сбивал в кучи и гнал слетавший с деревьев рыжий пух. Край заходящего солнца скользнул за флагом, висевшим над зданием исполкома, полыхнул напоследок и исчез.

Наш городишко лежал предо мною как на ладони. Дети грызли яблоки, мамы сидели на скамейках, вдавливаясь в них отяжелевшими задами и широко расставив ноги. Все было как прежде, в былые времена, — женщины неутомимо чесали языками, густо сдобренными пылью грязных сплетен, кружившей вокруг окрестных домов. Их голоса время от времени заглушали звуки оркестра, гремевшего в саду «Красная звезда». Рваная афиша на стене кинотеатра крикливо оповещала о фильме «Медвежья свадьба». Базарная площадь опустела. Далеко за горизонтом тянулись поля, изрезанные сухими бороздами.

Я вернулся к Менахему и перекинулся с ним парой слов. В синагоге, что стояла рядом, закончилась вечерняя молитва. Тем временем торговцы свернули свои товары и пошли к станции, торопясь на ярмарку в ближний городок. Менахем сгреб брошенные ими остатки еды и с видимым удовольствием подобрал последние крошки.

— Погулял? — спросил он, метнув в меня одним глазом. Второй его глаз был неподвижен и смотрел печально. — Сдается мне, товарищ еврей, что кровь твоя забурлила… Сорок лет, что я здесь живу, только и разговоров, что о бабах… Все на них свихнулись! Каждому подавай, да такую, чтоб…