Солдаты поздоровались, стали раздеваться, потом и разувать сапоги. Облепили плиту портянками, сразу стало душно.
Самый старший, низкорослый, плешивый дядечка, в котором ничего не было военного, кроме гимнастерки, потянул толстым носом:
— Каша… душа наша.
— Садитесь, садитесь, всем хватит. — Натка засмущалась: — Без масла… вот.
Молодой высокий солдат блеснул озорными глазами:
— А мы зачем? — И стал доставать из объемистого сидора, видно, одного на всех, консервы, сахар и квадратные ржаные сухари с чудесным запахом тмина.
Полна тарелка нарезанной кубиками тушенки, розовой, аппетитной, каша парит, и чай из листьев посушенной Наткой липы уже в стаканах и чашках.
Начали есть, а лейтенант никак от печки не оторвется. Натка положила в тарелку каши, тушенки, сбоку пристроила сухарь, ложку, в другой руке чашка чаю, подошла к лейтенанту, но он отстранился.
— Он ранен? — спросила Натка у пожилого солдата. — Я медсестра, помогу.
— Нет. Горюет… Политрука убило, и остальные полегли. От нашей роты всего нас и осталось… Прислали на переформирование.
Поев, солдаты помоложе закурили, старший же свернулся прямо на полу у печки и сразу заснул.
— Дядечка, перейдите на кровать, — тронула его за плечо Натка, он не отозвался.
— Пусть здесь, каждая минута сна дороже перины, — сухо сказал лейтенант.
Аля сейчас же предложила:
— Так и вы прилягте, и остальным место найдется.
— Не могу спать после боя, — и лейтенант опять поправил березки.
За убранным девушками столом остались двое, тот молодой, быстроглазый солдат, закуривший папиросу, и толстый темнолицый человек. Этот курил жадно, как и ел, но и съел немного, и папиросу до половины только скурил. Он, а за ним и девушки, слушали молодого солдата:
— …Бьет по нас из орудий, гад. Мы отплевываемся огоньком винтовочным, а он уже танки гонит. Взбежали мы на бугор и катмя к речонке. Обрыв нас скрыл. Только слышим, танк на него взбирается, рухнет на нас, передавит к… матери! Ищем плавсредства, речонка между каменных ребер зажата, узкая, мелкая, да только, глядим, густая в ней вода, не переплыть, не перейти — солдат вскочил, глаза заблестели, руками трясет: — Полна речушка, братья наши пострелянные в ней, теснятся, как лесины на сплаве! Вода бурая, кровушкой разведена! А в излучине, — он повел рукой и глазами к только ему видимому, — затор, скопление убитых, один солдатик, как есть, стоймя, качается, вытолкнуло! — На длинной шее солдата задергался кадык: — Век не забуду. — Он сел, стукнул по колену стиснутым кулаком.
