Аля прошла через черный ход в кухню своего второго номера. Там гудело всего два примуса. На столе у Нюрки и у мамы, которая, помешивая в кастрюле, читала газету:
— Только послушай! Летчик Виктор Талалихин протаранил немецкий самолет! Но это не все. Он остался жив и опять летает. С такими людьми, да не победить?!
— Да, уж это подвиг… — согласилась Аля.
— Подвиг… самолетов у нас мало, надо побольше строить, денег не хватает. Да и как будет хватать? Фашисты оторвали Украину, юг, Прибалтику…
После ужина, который состоял из жиденькой каши, мама достала из тумбочки старую сумочку с полуобсыпавшейся бисерной вышивкой и, вынув, разложила все свое богатство: обручальное кольцо, сережки и перстенек — тоже золотые, с топазиками, цепочку, медальон.
— Тебе бы носить, — повертела мама перстенек. — Как думаешь, на все это можно хоть половину крыла к самолету сделать? — И смущенно засмеялась.
— Если прибавить облигации, хватит. А кому отдавать?
— Госбанку, утром перед работой забегу. — И ласково посмотрела, как бы говоря: я довольна своей дочерью.
Только улеглись, радуясь, что нет воздушной тревоги, в окно забарабанили: «Выдь, Пална, дело есть!» Голос дворничихи Семеновны. Аля накинула халатик, открыла дверь сенец и попятилась. На нее шли два милиционера. За ними Семеновна.
— Милиция? — поразилась мама. — Зачем я вам? Я человек мирный, — и обернулась в комнату. — Светомаскировка не в порядке?
— Не волнуйтесь, гражданки, будете понятыми, — и один из милиционеров застучал в дверь Красновых.
Открыла Нюрка, как ни странно, полностью одетая, даже причесанная. Федор сидел на диване, тоже готовый. Воздушного налета ждали?
— Гражданин Краснов, предъявите все наличие продуктов, — сдержанно сказал милиционер, но Федор не двинулся, точно одеревенел, смотрел в стену не мигая.
А Нюрка выволакивала из-под кровати фанерный ящик, тот самый, что тащила с Федором в день проводов Пашки. Открыла, а там консервы… Из-под стола и шкапа появились кульки и свертки, мешочки и узелки…
— Целая «дядь Васина» палатка… — невольно вырвалось у Али, а Семеновна вдруг задребезжала смешком.
Нюрка перекрестилась и вдруг закричала вдогонку мужу:
— Да за что тебя, сокол мой, в клетку! Осиротили меня-а… Все глаза выплачу, ожидаючи-и…
Причитала она очень похоже на Музу, но без правды в голосе, и глаза смотрели тревожно, но в их глубине появилось какое-то удовлетворение.
Медленно идя к дверям, Анастасия Павловна сказала строго:
— Для кого кричишь? Мы же знаем правду. Чего добивалась, то и получила, — и захлопнула за собой Нюркину дверь.
