Затихло. Световые перекрестья уходили куда-то за Тверской бульвар. Еще ухали орудия, щелкали осколки зенитных снарядов по мостовой, но все дальше, глуше…
Спустились во двор, а там остался один дед Коля, подхватив две невзорвавшиеся бомбочки, хромал с ними к ящику с песком.
— Дедунь, зачем же две в одну лопату? Взорвутся! — испугалась Натка.
— Не-е, это бомбы для слабонервных, грош им цена.
Побежали за школу. Никаких гусей… Спасли или украли?
— Пошли к нам до отбоя, — предложила Аля.
Поставили на стол патефон, Славик лихо накрутил ручкой пружину, и вот уже сладкий тенорок упивается безнадежностью:
Мой милый друг, к чему все объясненья?
Слушая, Аля улыбнулась. В мае Барин привел ее на концерт в Парке культуры. Зашли куда-то сзади сцены в совершенно пустую комнату, посредине которой на единственном стуле в светлом костюме сидел обладатель сладкого тенорка, выводящего сейчас:
Мольбы и слезы не помогут…
— Вот моя протеже, — сказал тогда Барин певцу, сделав шаг в сторону от Али, чтобы получше показать.
— Очень приятно, — улыбнулся певец.
Круто повернувшись, Аля вышла. Барин догнал ее у выхода.
— Что за фортели?
— Зачем он мне? Снизошел, улыбнуться, не поднявшись со стула… Ах, радость!
— Он не мог встать. Маленький, ниже тебя.
— А зачем мне его рост?
— Хэх-хэх-хэх… — давился Барин смехом. — Он хотел тебе понравиться. Ты же знаешь какая?
— Знаю, — опередила она его. — Злющая и тощая, как спичка.
— Спичка… зажигательная, — и он приобнял Алю.
— Обалдел! — вывернулась от него Аля. — Скажу Нинке, чтоб отвела тебя к психиатру.
Он присмирел. К ней у Барина особое отношение: Аля единственная из соседей признавала интересной его работу. Во втором номере он всем предлагал контрамарки, но…
— Ага, нашел дур время просеивать зазря, — угрюмо отмахивалась Глаша, а Маша уже тряслась от смеха.
— Что, по-вашему, в театр ходят только дураки? — приуныл Барин: не видать ему почета в своей квартире, а значит, и во дворе.
Не захотела было остаться дурой Нюрка, пошла с Алей, да, как назло, шел балет. Смотрела Нюрка, крепилась, но к концу первого акта не выдержала:
— Чего это девки такие дробненькие? Некормленые? — Аля фыркнула, а Нюрка догадалась: — Чтоб легче ногами дрыгать! Да и мужикам таскать нормальных — руки оторвутся. И что их заставляет голодными крутиться? Смотреть на такое мытарство… у главной вон все косточки наружу… Уйду я.
И ушла, и больше в театр ни ногой.
Утешением Барина оставалась Аля, любившая театр. И теперь, слушая малорослого сладкопевца, Аля вспомнила историю появления Барина на Малой Бронной.
