– Я верю Снорри. – Если бы он хотел меня убить, то мог бы сделать это уже множество раз.
– И сколько ещё, принц Ялан? Сколько ещё ты будешь ему верить? – Её губы сомкнулись рядом с моими, последние лучи заката окружили её голову ореолом. – Не верь свету, принц Ялан. Звёзды красивы, зато пространство между ними бесконечно и черно́ от обещаний. – Я почти слышал, как за спиной её тень смешивается с моей, как шелестят одна об другую сухие паучьи лапы. – Если Снорри вернётся в Вермильон с твоим телом и правильной историей, то заслужит благодарность во многих кругах, по многим причинам.
– Доброй ночи, Аслауг. – Я сжал, что было возможно, и умудрился не содрогнуться. В последние мгновения перед темнотой она всегда была меньше всего похожа на человека, словно её сущность задерживалась на один удар сердца дольше маски.
– Наблюдай за ним! – И тени затянули её, став сплошным мраком, который вскоре превратится в ночь.
Я повернулся и последовал за местными в их "большой" зал. Мгновения с Аслауг всегда делали меня менее терпимым к потным крестьянам и к их грубым мелким жизням. А за Снорри, пожалуй, и впрямь стоило понаблюдать. В конце концов, он едва не бросил меня, когда мне больше всего нужна была помощь. Ещё день, и я познал бы все ужасы связывания рук, или ещё более жестоких форм правосудия викингов.
Медовый зал разделяли три длинных стола, за которыми сидели мужчины и женщины, поднимавшие пенные рога и пивные кружки. Дети, которым было не больше восьми-девяти лет, бегали туда-сюда с кувшинами, наполняя их из четырёх огромных бочек и не давая пересыхать сосудам в руках пирующих. В камине рычал огромный костёр, перед которым на вертелах жарилась рыба. По краям комнаты лаяли гончие, иногда осмеливаясь промчаться под столами, если что-то упадёт. Понадобилось время, чтобы привыкнуть к жаре, рёву и вони этого места после морозного весеннего вечера. Я проложил курс в заднюю часть зала, стараясь держаться подальше от собак. Животные обычно хорошо оценивают характер: я им не нравлюсь. За исключением лошадей, которые по непонятным мне причинам меня любят. Возможно, эта связь происходит от нашего общего интереса: нам нравится убегать.
Снорри и Боррис сидели близко к огню, а по обе стороны от них располагались воины Олаафхейма. Похоже, большинство в этой компании принесли с собой на вечернюю пьянку топоры, так разложив их на столах, что даже поставить кружку было непростой задачей. Когда я подошёл, Снорри повернулся и прогремел, чтобы мне освободили место. Некоторые в ответ заворчали, но быстро успокоились, услышав слово "берсерк". Я втиснулся на узкую отполированную задницами скамью, пытаясь не показывать, как мне неприятно сидеть в такой тесноте, среди волосатых бандитов. Моя терпимость к такой фамильярности увеличилась за время, пока я был владельцем и управляющим "Трёх Топоров"… ну, на самом деле я платил Эйольф за работу в баре, а Хельге и Гудрун за обслуживание столов… но всё же мысленно я был там. В любом случае, хоть моя терпимость и увеличилась, но она по-прежнему оставалась недостаточно высокой. К тому же в Тронде качество бородатых варваров с топорами намного выше. Впрочем, столкнувшись с таким положением – не говоря уже о столе, заваленном топорами – я делал ровно то, что делал бы любой человек, желающий остаться с тем же числом рук и ног, с каким и вошёл. Ухмылялся, словно идиот, и терпел.
