еще минуту назад – были забрызганы грязью и заляпаны водорослями. Хотелось рыдать от гнева и досады. Мы были слишком далеко от дома, чтобы возвращаться ради чистой одежды. Оставалось только ехать дальше, вымокшему, несчастному, и уже не думать о том, как правильно обращаться к графине. Я был уверен: она бросит один взгляд на мой убогий вид и тут же отправит меня домой. В результате я потеряю сову, а Ларри – всякую надежду увидеть библиотеку. Какой же я дурак, говорил я себе с горечью. Лучше бы пошел пешком, чем довериться этой безнадежной твари, которая теперь резво бежала, и уши у нее торчали, как мохнатые белые лилии.
Наконец мы приехали на виллу, хорошо упрятанную среди олив, с подъездной дорожкой, обсаженной высокими эвкалиптами с зеленовато-розовыми стволами. Дорожку охраняли сидящие на двух колоннах белокрылые львы, которые проводили меня и Салли презрительными взглядами. Громадный дом возвышался на площади в форме каре. Когда-то богатый красный особняк в венецианском стиле со временем поблек до розового, штукатурка отстала и местами потрескалась от влаги, а на крыше, я заметил, здесь и там не хватало коричневых черепиц. Под навесами пестрело столько ласточкиных гнезд – в данный момент пустых, заброшенных, как такие маленькие темные печки, – сколько я в одном месте никогда не видел.
Я привязал Салли к удобному дереву и направился к арке, за которой открывалось центральное патио. У входа висела ржавая цепочка, и, когда я за нее потянул, из глубины дома донеслось слабое позвякивание колокольчика. Я терпеливо подождал и уже собирался позвонить еще раз, когда массивные деревянные двери открылись. Передо мной стоял мужчина – с виду настоящий бандит. Высокий, коренастый, с впечатляющим ястребиным носом, раскидистыми, пышными седыми усами и гривой вьющихся седых волос. Алая феска, свободного покроя белая блуза, изящно расшитая красной и золотой нитью, мешковатые плиссированные черные шаровары, а на ногах восточные туфли с загнутыми носами, декорированные большущими красно-белыми помпонами. Его смуглое лицо осклабилось, и я увидел два ряда золотых зубов. Это было все равно что заглянуть на монетный двор.
– Господин Даррелл? – уточнил он. – Добро пожаловать.
Я последовал за ним в дом через патио в магнолиях и заброшенных на зиму клумбах. Он провел меня по длинному коридору, выложенному красной и синей кафельной плиткой и, распахнув дверь, пригласил в мрачноватую залу, от пола до потолка уставленную книжными полками. В большом камине колыхался, шипел и потрескивал огонь. Над камином висело необъятных размеров почерневшее от времени зеркало в золотой раме. На длинной кушетке перед камином, почти невидимая за цветными шалями и подушками, сидела графиня.
