— А в Шатле друзья его навещали? — спросил Анри.
Старик Гарнье пожал плечами.
— Да нет, никто его не навещал. Вийон сказал, что раньше у него много друзей было, а теперь, мол, одни умерли, другие уехали, а третьи знать его не хотят.
— Скажите, а вот этот портрет… — Жан-Мишель показал старику гравюру в книге. — Тут написано, что это Вийон. Похож?
Этьен Гарнье долго щурился на портрет и наконец заключил:
— Да что-то не очень. Этот упитанный, а Вийон совсем худой был, моложе, и лицо другое… Надо же, давно это было, а я всё помню…
Напоследок Гарнье попросил прочитать вслух балладу, которую ему посвятил Вийон. Жан-Мишель прочитал, и Гарнье прослезился.
Поблагодарив старого тюремщика за рассказ, друзья побрели домой. Вечер выдался хмурый. Жан-Мишель невольно представлял, каково пришлось Вийону в тюрьме. Представить оказалось нетрудно: на узких улицах было темно и промозгло, как в сыром подземелье, и под ногами то и дело шмыгали крысы. На фоне пасмурного неба чернела высокая громада Шатле.
— Вот, я всегда говорю, что не надо писать завещаний раньше времени, — полушутя-полусерьёзно сказал Анри. — Напишешь завещание — тут судьба и решит, что ты уже закончил, и ничего тебе больше от жизни не надо… А Вийон — ничего себе! Сперва «Малое завещание» написал, потом «Большое…» — как будто нарочно дразнил Фортуну… Это плохо кончается…
Они свернули к мосту. Анри пнул камешек и проворчал:
— А Фабрис-то, выходит, не наврал тебе про Монкорбье! Это в самом деле фамилия Вийона. Интересно, откуда Фабрис столько знает про Вийона? Так, подожди-ка… — сказал Анри и сам остановился. — Ну, ясно, откуда.
— О чём ты?
— Да вспомнил, как давно, во время попойки в том же «Борове», Фабрис что-то болтал про своего отца, хвастался, что тот был настоящим разбойником, едва ли не кокийяром, да таким крутым, что его не поймали, когда всю их шайку накрыли… Фабрис гордится, что похож на папу.
— А я ещё удивился, с чего это он вдруг завёл со мной разговор про Вийона. Где он — а где Вийон…
— На твоей книге стоит подпись «Монкорбье». Хотел бы я знать, кто её туда поставил, — сказал Анри.
— Я тоже об этом думал. Либо кто-то знал настоящее имя Вийона, либо…
— Неужели надеешься, что Вийон ещё жив?
Жан-Мишель покачал головой.
— Нет. Интересно, молится о нём хоть кто-нибудь?.. Вспоминаю «Ballade, par laquelle Villon crye mercy a chascun»[29]— Вийон перечисляет там сплошной сброд! Не знаешь, то ли смеяться, то ли плакать…
À Chartreux, aussi Celestins,
